Вторая террористическая война в России 1901-1906 гг.
Шрифт:
“Есть ли надежда, что мы скоро освободимся от этого беспокойного состояния, которое не даёт возможность вести правильное преподавание…”.
Этот мирный интеллигентнейший человек с очень прогрессивными взглядами не знал, что делать с “революционным” хамством студентов, как, впрочем, и с кознями министра финансов масона С. Ю. Витте.
Корень зла Н. П. Боголепов видел в воспитании и образовании до университета и, будучи уже министром образования с 1898 года разработал проект реформирования начального и среднего образования, ибо, как утверждает в своём исследовании наш современник Валерий Шамбаров (“Нашествие чужих: заговор против империи”, М., 2008 г.):
“Густые
В результате само понятие “просвещенности” стало отождествляться с либерализмом. А прослыть “ретроградом” и “мракобесом”, конечно, не хотелось никому. Студенты вместе с естественными и гуманитарными науками перенимали “европейские” стереотипы мышления, получали стойкие убеждения о неполноценности собственного государства и необходимости его переделок по западным образцам… И “учителя” с “учительницами” старались. Давали уроки русского языка, арифметики, литературы, вплетая в них пропаганду атеизма, социализма, ненависти. Как вспоминала Н. К. Крупская, “говорить в школах можно было, в сущности, обо всем… надо было только не употреблять страшных слов “царь”, “стачка” и т.п., тогда можно было касаться самых основных вопросов””.
Это был результат длительной работы масонов нескольких поколений 19-го века по настройке системы образования в России на свой либеральный манер, по своим принципам, по воспитанию российской молодежи, и как результат - оживились их “Франкенштейны” - Помады и Базаровы, а “Нечаевы” стали массовым явлением.
Поэтому, как видим, - мудрый Боголепов поставил правильный диагноз больному российскому обществу, - к концу 19-го века была насущная необходимость реформ в образовательной сфере в патриотическую сторону, в чём, естественно, не были принципиально заинтересованы масоны и лидеры еврейского сообщества. И поэтому закономерно, что министр финансов масон С. Ю. Витте не скрывал свою неприязнь к Боголепову, вызывающе его третировал, “зарезал” весь проект и ещё науськал императора Николая Второго, который также отказался поддерживать инициативы Боголепова. С. Ю. Витте явно понимал верность выбранного пути Боголеповым, но будучи идейным масоном-либералом, принципиально действовал против монархии, против России. Позже эту свою позицию он ещё не раз покажет.
“Но когда ежегодно выносить студенческие беспорядки, сталкиваясь с бесшабашным общественным мнением, которое всё требует свободы и не гарантирует ничем от злоупотребления ею, когда и коллеги подставляют подножки, тогда у меня появляется жажда освободиться от этого несносного министерского бремени и вздохнуть свободно…”, - писал Н. Боголепов в минуту отчаяния в письме своему брату.
Но “помочь” ему взялся, вернее оказать “медвежью услугу”, некто иной - как коварный либеральный министр финансов Витте, который влез не в своё дело и разработал проект “Временных правил”, по которому предусматривалось особо буйных студентов не только исключать из вузов, но и в наказание отправлять в армию, в солдаты. Это была коварная провокация, её последствия совсем легко можно было предугадать - Витте совершенно сознательно подлил масла в постоянно тлеющий студенческий революционный костер, Николай Второй на этот раз быстро утвердил 29 июля 1900 года этот проект, и возмущенные негодующе студенты и вся либеральная общественность вспыхнули.
При этом весь их гнев и проклятия обрушились на “родного” министра Боголепова, а либеральный С. Ю. Витте остался хихикать в стороне. Интересно заметить,
С введением этого проекта С. Витте к министру просвещения Боголепову стал приближаться террорист-убийца Петр Карпович. Это был свободный молодой провинциал из богатой русской православной семьи зараженный либеральными идеями, - эдакая типичная “прогрессивная” материализованная трансформация в будущее пушкинского Онегина и Алеко, лесковского Помады, тургеневского Базарова и “беса” Ф. М. Достоевского.
П. Карпович приехал в столичный университет не учиться, не получить специальность чтобы прокормиться, а “потусоваться”, “ловить драйв” и адреналин, и этот бравурный протестный ухарь сразу стал лидером модной тогда “революционной” темы по французскому образцу - бодаться с отсталыми, “отстойными” властями. И за организацию студенческих беспорядков в 1896 году он был исключен из университета. Но в 1898 году П. Карпович “типа” одумался и написал министру Н. П. Боголепову прошение - чтобы разрешил поступить на медицинский факультет Имперского Юрьевского университета, и Н. П. Боголепов удовлетворил просьбу “бывшего” бунтаря.
Но как только П. Карпович стал студентом - опять взялся за старое, протестное, и в результате чего в 1899 году был опять исключен за организацию беспорядков в университете. После этого молодой богатый бунтарь уехал якобы учиться в Германию, в Берлин, а на самом деле поехал постигать богатый революционный опыт Европы, и вероятно, быстро сошелся там с бежавшими туда от российского правосудия в начале 80-х единомышленниками, “старшими товарищами”.
И когда П. Карпович узнал, что после наблюдаемых нами возмутительных студенческих беспорядков описанных Шульгиным в Киевском университете Святого Владимира 183 студента были исключены и отправлены в солдаты, то он с твердым террористическим намерением убить министра Боголепова вернулся в Россию и сразу осуществил задуманное, - попросился якобы с прошением на прием к министру и выстрелом из револьвера смертельно ранил Н. П. Боголепова.
Суд не решился на смертный приговор для террориста-убийцы, и П. Боголепов осенью 1901 года получил 20 лет каторги на Дальнем Востоке. Но по дороге к месту заточения этот террорист каким-то “загадочным” образом свободно подошел к железнодорожной кассе на станции, купил билет в обратную сторону, и вскоре этот “герой” очутился в спасительной Европе в объятиях террористической банды знаменитого еврейского террориста Азефа, эта террористическая группа только готовилась во Франции и Швейцарии в свой кровавый поход в Россию и первый опыт убийства был для неё ценен.
А в России убитого Н. П. Боголепова пресса и вся либеральная общественность, включая С. Витте, продолжали обливать грязью, - оправдывая это убийство. Даже энциклопедия Брокгауза и Эфрона недоброжелательно проехалась по Н. П. Боголепову. А когда один из благодарных бывших студентов юридического факультета А. Д. Алферов написал положительную статью к 40 дням смерти Н. П. Боголепова, то ни одна газета не согласилась её опубликовать, - кто из принципиальных идеологических соображений, а кто из страха перед всесильной либеральной общественностью.
Как нам показало первое пробное убийство, - общественная атмосфера в России в начале 20-го века сильно отличалась от общественной атмосферы начала 80-х 19-го, таких опорных идейных и духовных столпов как Ф. М. Достоевский в российском обществе уже не было, а дирижировали им уже совсем другие идеологи, и российское городское общество в своём демократическо-либеральном большинстве было уже вполне подготовлено к сочувствию террористам, и уже не важно - какой национальности они будут. Террористы это поняли, это их сильно обнадеживало, как и то, что можно было убить высокопоставленного российского чиновника и избежать наказания, - пора было начинать в России крупномасштабную террористическую войну, - вторую террористическую войну.