Вторая террористическая война в России 1901-1906 гг.
Шрифт:
Но похоже особым талантом на этом поприще Дмитрий Богров не отличился, даже С. Резник из США заметил:
“Но Богров не был Азефом, он был маленьким азефиком… Словом, ничего полезного ни для революционного дела, ни для охранки провокатор не извлёк. А затем уехал за границу и в Питер уже не вернулся. В марте 1911 года (он снова в Киеве) к нему явился Пётр Лятковский, один из прежних товарищей анархистов, только что освободившийся из тюрьмы”.
Так как эта двойная игра у него не получилась из-за нерадивости, то его товарищи по террористической организации заподозрили
“Позднее Лятковский расскажет, что Богров первый заговорил с ним о том, что товарищи его подозревают в связях с охранкой; что он опозорен, успел поседеть от переживаний и не знает, как доказать свою невинность. Лятковский посоветовал ему “реабилитировать себя”. На это Богров мрачно усмехнулся и сказал, что сможет пойти и убить первого попавшегося городового, но какая от этого будет польза? И вдруг патетически воскликнул:
“Только убив Николая, я буду считать, что реабилитировал себя!”
“Да кто же из революционеров не мечтает убить Николая?” - возразил Лятковский”.
“Нет, - воскликнул Богров, - Николай - ерунда. Николай - игрушка в руках Столыпина. Ведь я - еврей - убийством Николая вызову небывалый еврейский погром. Лучше убить Столыпина. Благодаря его политике задушена революция и наступила реакция”.
Ну что ж - преступная логика террориста была верная - Николай II наносил России только вред, а всё, что в это время созидательное происходило - исходило от Столыпина. Во всех этих прекрасных экономических показателях России до 1913 года, которые часто приводят во многих исследованиях и учебниках, есть доля заслуг П.А. Столыпина.
И если бы не Столыпин, то большая вероятность того, что террористическая война закончилась бы по-другому, и трагические события 1917-го года наступили бы раньше. Богров нанёс огромный ущерб стране, в которой вырос, но стал героем среди своего народа - на это обращает внимание в своём исследовании А. Солженицын:
“Первый русский премьер, честно поставивший и вопреки Государю выполнявший задачу еврейского равноправия, погиб - по насмешке ли Истории?
– от руки еврея… В кругах киевского (и петербургского, где зреющий убийца побывал) еврейства действовало то всерадикальное Поле, в котором молодой Богров счёл себя вправе и даже обязанным - убить Столыпина.
Столь сильное было Поле, что позволило такое соединение: капиталист Богров-отец возвысился, благоденствует при этом государственном строе, Богров-сын идёт на разрушение этого строя, - и отец после выстрела, публично выражает гордость за такого сына. Оказалось, что не совсем уж одиночкой был Богров: ему тихо аплодировали в тех состоятельных кругах… И во что даже трудно поверить, киевская еврейская община не выступила с осуждением или сторонним сожалением по поводу этого убийства. Наоборот. После казни Богрова многие студенты-евреи и курсистки вызывающе нарядились в траур”.
Можно отметить ещё одну реальную заслугу Столыпина перед евреями - “Однако ни одного повешенного по указу Столыпина история не знает. В его бытность премьер-министром
Интересно, какова бы была реакция израильской общественности, да и мировой, если бы, например, какой-либо русский убил Шарона или какого-то другого премьера Израиля, Англии или США, - трудно даже представить какой разразился бы “всемирный” скандал. В этом же случае “демократический Запад” скромно не стал разбираться - кто убийца, а упорно и довольно молчал…
А евреи не сидели виновато молча:
“Однако отречение и отмывание началось чуть ли не сразу. В октябре 1911 в Государственную Думу был подан запрос октябристов о смутных обстоятельствах убийства Столыпина. И тотчас депутат Нисселович протестовал: почему октябристы в своём запросе не скрыли, что убийца Столыпина - еврей? Это, он сказал, - антисемитизм!” - отметил А. Солженицын.
По убеждению этого депутата скрывать убийцу должны были все. Сама эта наглость, да и само убийство так сильно потрясло всех, что возмутились лучшие и преданные друзья евреев - Розанов и Милюков. А Гучков ответил Нисселовичу достойно:
“Я думаю, что гораздо больший акт антисемитизма заключается в самом действии Богрова. Я предложил бы члену Государственной Думы Нисселовичу обращаться с горячим словом увещевания не к нам, а к своим единоверцам. Пусть он их убедит силой своего красноречия, чтобы они подальше держались от этих двух позорных профессий: службы в качестве шпионов в охранке и службы в качестве активных работников террора”.
“Узнаю и я этот несравненный аргумент, – вспоминает Солженицын.
– Через 70 лет (1981 г.) и я получил его от американского еврейства в виде тягтяйшего обвинения: почему я не скрыл, почему я тоже назвал, что убийца Столыпина еврей?.. Нет, нескрытие с моей стороны - это был антисемитизм!!!”
И. А. Солженицын в своём исследовании удивлённо вопрошает - почему именно в России, а не в других странах евреи так люто ненавидят власть. При этом Солженицын подчёркивает, что антиеврейские ограничения существовали ещё во многих странах, в той же соседней подвластной Финляндии и цитирует еврейского деятеля Жаботинского:
“О таком гнёте над евреями, какой существует в Финляндии, даже Румыния и Россия не знают… Первый встречный фин, увидев еврея за городом, имеет право арестовать преступника и представить в участок (во как финны, насмотревшись на трагедию белорусов, защищали своего крестьянина.
– Р.К.).
Большая часть промыслов евреям недоступна. Браки между евреями обставлены стеснительными и унизительными формальностями… Постройка синагог крайне затруднена. Политических прав евреи лишены абсолютно”.