Вторая весна
Шрифт:
Директор дотронулся до плеча Помидорчика снятой рукавицей:
— Жалуйтесь, молодой человек. КЗОТ я тоже неплохо знаю. Мы обязаны отправить вас в больницу, что и делаем.
— С тем и до свиданья, милое созданье! — неожиданно появилась около носилок Галя Преснышева. — Катись, воздух будет чище!
— Чистого воздуха вам на целине хватит, — опасливо покосился на нее Помидорчик. — Нравится здесь? Оставайтесь! Головой работать не умеете, ну и вкалывайте! А я не для этого аттестата зрелости добивался.
— Вон ты
— Но-но, вы не очень! — надменно поднял Помидорчик очки на лоб. Он соскочил с носилок и, прыгая на одной ноге, поджимая босую, с жалкой поспешностью шмыгнул в подошедший санитарный автобус. Но тотчас же раскрылось окно и показались его толстые щеки.
— Шапку отдайте, черти! — крикнул он. — Шапку!
— Вот твоя шапочка, сынок, — протянула ему чистую, вымытую шапку Крохалева-мать. Подавшись к окну, она сказала негромко и просительно: — Может, останешься, сыночек? Ножку твою я скипидарцем разотру, глядишь, и полегчает. Стыдно, дитятко, перед народом стыдно.
— Не суйтесь, тетка, где вас не спрашивают, — спесиво, в нос сказал Помидорчик. — И эта с лозунгами лезет!
— Видно, легкая у тебя жизнь была, — вздохнула Крохалева.
— Вам бы такую легкую! — звучно всхлипнул Помидорчик, будто ел горячий суп. — В три вуза держал, три раза провалился. Конкурсы-то теперь о-го-го! В архитектурном всего семнадцать очков набрал. Жизнь начисто разбита!
— Слушай меня, Помидорчик, — положил Воронков локти на опущенную раму окна, будто провожал лучшего друга. — Тебе не архитектурный, а минимум на два-три года строгий заводской режим нужен. Тогда, может быть, и полегчает, отпустит. Схватило тебя здорово! Не работаешь, брат, над собой.
Помидорчик деловито шапкой вытер мокрые от слез щеки и ядовито прищурился:
— Установочку даешь? Агитируешь? Агитировать легко, а вот попробуй на целине вкалывать. Другое запоешь!
— Слышали?! — тихо изумилась Галя. — И долго еще эти пережитки будут среди нас бродить.
— Вопрос серьезный! — вздохнул Илья и снова поднял лицо к окну. — А ну-ка, слышь, выкладывай путевку!
— Почему это — выкладывай? — покосился Помидорчик мокрым глазом. Под ним часто, зло билась жилка. — Не вы мне ее давали. Комсомол дал. Сдам, где нужно.
— Сейчас же отдавай! — забарабанила Галя кулаками в кузов автобуса. Надо лбом ее гневно развевались легкие, как паутинка, волосы. — Не в ту сторону едешь! В ту сторону путевка не нужна!
— Слушай, не дури. Не отдашь путевку — не выпустим отсюда! — подошел Илья к мотору и решительно встал перед радиатором.
— Перегибаете? — угрожающе засопел Помидорчик и сунул. Гале красную книжечку. — Нате, нате вашу бумажку за печатью и номером!
Девушка
— Та-ак! — раскрыл Илья путевку. — Значит, так. «Райком комсомола города Ленинграда… вручает… изъявившему добровольное желание поехать на освоение…» Все в порядке. А теперь, значит, уволился с целины по собственному желанию? Нашелся все же среди нас такой. Кто еще на очереди? Говори! — повел он слева направо суровым взглядом, как когда-то по строю взвода.
— Брось, Воронков! — обиженно нахмурился Сычев.
— Ты полегче. За кого нас считаешь? — крикнул Зубков.
— А чего ты стоишь? Заснул? Поехали! — перевесившись в окне, капризно сказал Помидорчик шоферу автобуса.
Костя Непомнящих молча включил зажигание. Все в нем: и то, что он ухом не повел на обидный приказ Помидорчика, и каменно неподвижная спина, и даже резкий скребущий звук стартера, — все выражало холодное презрение. Но тронуться он не успел. Раздался требовательный женский крик:
— Постойте!.. Погодите!.. И меня с собой возьмите!..
К автобусу бежала, развевая полы модного пальто, Крохалева-дочь.
— Дитятко мое! — отчаянно всплеснула руками Крохалева-мать. — И что же ты с нами делаешь? От семьи отламываешься?
— Не могу я… Страшно мне! Непосильно… Зажмурившись ехала сюда! — сердито кричала Антонина и ослабела, дрогнула голосом, ухватилась за отца. — Ой, папаня, что же мне делать? Что же вы молчите, папаня?
— Да не держи ты меня, чудовища! У меня работы по горло! — отцепляя ее руки, крикнул разозленно Ипат. — Решила ехать — езжай! На пару с Помидорчиком. Чудная парочка!
Он повернулся к жене и издевательски поклонился в пояс:
— Спасибо за срам. Твое ученье-воспитанье, жена-мироносица!
— Не ври, не ври, бородатый черт! — застонала жена. — Сам, сам мирволил, сам поблажку давал! — Она обеими руками схватила дочь. — Нехорошо-то как получается, родимушка моя, некрасиво как!
— Не могу, маманя! Вы на руки, на руки мои посмотрите! — протянула руки Тоня. — Вот… волдыри… полопались… Хорошая парикмахерская не возьмет. Клиенты побрезгуют!
— Тонечка, стыдно же, ей-богу, перед ребятами! — бросилась к ней Лида Глебова. — Ой, как стыдно!
— Ты и сама-то из-за Витьки остаешься, знаю! — озлилась опять Антонина. — А то бы и сама удрала. А мне никого не стыдно! И не держите меня. Никто меня не удержит!
— Не тронь ее, Лида! Пускай едет в свою парикмахерскую! — не глядя на сестру, проговорил Виктор глухим голосом.
— И то! Таких лучше вовремя отбить. Из зерна — мука, из шелухи — пыль! — безнадежно и отрекаясь сказал Ипат и зашагал к лесосеке.
— Рано вы, дядя Ипат, людей с шелухой мешаете! — колюче крикнул ему вслед Воронков. Он рывком, бесцеремонно и грубо повернул Тоню к себе лицом. — Врешь, я-то тебя удержу! Обратно ты не поедешь! Поняла? Молчи! — прикрикнул он.