Вторая жена
Шрифт:
— Сестра говорит, что Трейси знает, но никому не говорит.
— А я бы сказала! — гневно заявила Аннабел. — Заставила бы этого подонка платить! — Она становилась заядлой феминисткой. — Если бы у меня должен был родиться ребенок, я бы не стала делать аборт. Правда, этого никогда не случится, но, если бы случилось, я бы заставила отца раскошелиться. Тони тоже платит за своих детей, хотя и не живет с ними.
— Черта с два ты их заставишь платить, — сказала Дженни. — И Стивен, и Сэм не работают. Оба подались в бродяги и исчезли. Мама говорит, что доктор и миссис
— Вот это да! — сказала Аннабел.
— А еще моя мама говорит, — продолжила Дженни, — что во всем виновата миссис Эпплби. Она всегда так занята другими, что даже не заметила, как ее собственные сыновья сбились с пути. Святая корова — вот как она ее называет!
— Вот это да! — повторила Аннабел, переваривая услышанное. Эта черта сельской жизни приводила ее в восторг. Сплетни и то, что каждый знал все про всех. В Лондоне про соседей не знали ничего. Но в Оукфорде все было видно как на ладони.
— Кстати, — промолвила Дженни, — расскажи, что собой представляет Трейси. Моя мама говорит, что твоя мама наверняка сошла с ума, если взяла на работу мать-одиночку с зелено-красными волосами. Она говорит, что Трейси понятия не имеет о домашней работе и ничего не умеет.
— Подумаешь, разноцветные волосы! — фыркнула Аннабел. — Она справляется. И даже слишком усердствует. Уже три раза говорила, что у меня в комнате беспорядок. Но я не обращаю внимания. Мама стала гораздо спокойнее, и даже старик Тони оказался не так уж плох.
— Я всегда считала, что старик Тони, как ты его называешь, роскошный мужик, — сказала Дженни, глубоко затянулась, вдохнула дым, зашлась кашлем и сунула сигарету Аннабел. — Никогда не могла понять, — с трудом выдавила она, — почему мать Хилари его бросила. И моя мать тоже этого не понимает. Она говорит, что Тони очень симпатичный мужчина. Бедная старушка Хилари, — подумав, добавила она.
— Ничего она не бедная, — упрямо заявила Аннабел. Она не любила вспоминать о недавнем уик-энде в Черри-Триз. Уик-энде, проведенном с Хилари, которая показалась ей ужасно скучной. А ее братья — просто ужасными. Они не говорили ни о чем, кроме мотоциклетных моторов. Кроме того, ей не нравилось, когда кто-то вспоминал о жизни Тони до их с Фелисити появления. Хотя она ворчала на отчима, но теперь относилась к нему как к своей собственности и не желала делиться им ни с Хилари, ни с мальчиками. — Она толстая, — заявила Аннабел, — и ни капельки мне не нравится.
— Она не всегда была толстой. Растолстела только после того, как переехала. Моя мама говорит, что она несчастна и поэтому утешается едой. А ты должна ее любить, потому что она твоя сводная сестра.
Аннабел разозлилась еще больше.
— Никакая она мне не сестра они не братья! И не говори мне этого! — Она свирепо затянулась, вдохнула в себя дым и побагровела. — Бесполезно, — выдавила девочка. — Я никогда к этому не привыкну.
Она вернула сигарету Дженни, и та с сомнением уставилась на тлеющий окурок.
— Наверно, нам следует попробовать наркотики. «Спид» или «экстази». Я знаю, что Морин Мейджи может их достать.
—
— Ох! — Дженни была разочарована. — Я могу дать тебе взаймы. Давай попробуем!
— Нет, спасибо. Не хочу залезать в долги.
Уроки бабушки навсегда запечатлелись в мозгу Аннабел. Айрин говорила внучке, что лучше сэкономить деньги, а потом истратить их на то, что действительно доставляет удовольствие, чем растранжирить без толку неизвестно на что. Поэтому Аннабел регулярно откладывала половину карманных денег в копилку, но Дженни об этом не говорила. Пусть подруга думает, что брать взаймы для нее действительно «инфра диг» (это выражение в последнее время стало у Аннабел самым любимым). Аннабел не хотела отрываться от коллектива, а потому помалкивала, что считает курение и баловство наркотиками глупостью и напрасной тратой времени.
— Дженни! Аннабел! Вы уже сделали уроки? — раздался голос матери Дженни.
— Проклятье! — прошипела Дженни и крикнула: — Сейчас идем!
Но Аннабел обрадовалась. Теперь они с Дженни не смогут поговорить о наркотиках, и дело обойдется без ссоры.
К несказанному удивлению Фелисити, Тони начал каждое утро мыть посуду после завтрака.
Волосы спускались ему на глаза, очки сползали на кончик носа, но он осторожно собирал тарелки. В отличие от Фелисити, которая все составляла вместе, Тони пытался использовать каждый квадратный сантиметр площади кухонного стола.
— Почему ты не оставляешь все на обеденном столе, как прежде? — спросила она. — Твой новый имидж меня слегка пугает.
Тони смущенно хихикнул, что показалось Фелисити подозрительным, и поправил очки.
— Ну, честно говоря, — сказал он, — я не хочу спугнуть наше сокровище.
— Сокровище?
— Он имеет в виду Трейси, — сказала Аннабел с набитым ртом.
— Верно. Мне не хочется, чтобы она приходила в неприбранный дом. Это может ее напутать. Фелисити не могла понять эту странную логику.
— А как же я? Ты ведь не боялся напугать меня, оставляя за собой кучу посуды.
Тони подарил ей чарующую улыбку, а потом стал серьезным.
— Милая, — сказал он, — я ведь женился на тебе.
Фелисити чуть не рассмеялась. Так вот что такое брак!
— Значит, все дело в деньгах? Моя работа стоит меньше пяти фунтов в час.
— Теперь ты знаешь, — сказала Аннабел, схватив пластиковый пакет с учебниками и сунув в карман ветровки яблоко, — что жены куда дешевле уборщиц. — С этими словами она вышла.
Тони подошел и обнял Фелисити.
— Это неправда. Сама понимаешь.
— Я понимаю только одно: ты моешь посуду ради Трейси и называешь ее сокровищем. Кажется, раньше ты говорил, что ей нельзя поручать домашнюю работу, и боялся, что соседи тебя осудят.
— Это было до того, как я узнал, насколько она полезна и как это отражается на моей жизни.
— Моей жизни, — поправила Фелисити.
— Нет, моей, — сказал Тони. — Я уже начал думать, что ты больше никогда не проявишь энтузиазма в постели.