Вторая жена
Шрифт:
Гадко, мерзко, тошно. Сбежать, уехать и избавиться от этой дурной зависимости, но в то же время в дальнем углу сознания какая-то тупая, меркантильная или озабоченная сексом часть меня надеется, что Набиль сможет меня удержать, будет неволить, чтобы не на моей совести лежало смирение с предательством. Господи, неужели я сама себя предать хочу? Заключить какую-то сделку? Поддаться обещаниям и продолжать жить, как в сказке, пока она есть. Но до каких пор она будет? Пока я ему не надоем? А надоем — и что дальше? Оставит меня тут, как забытую собственность? Или выкинет? Я
Я уже строила немыслимые планы побега, когда его глаза распахнулись и посмотрели в мои.
— Доброе утро, хабибти, — он подтянулся ко мне и поцеловал в губы. Так нежно и правдиво, что впору сдаться. — Выспалась?
— Да, — улыбнулась я. Улыбка далась не трудно, его очаровывающий взгляд всегда рождал на моих устах это маленькое смущение. — А ты?
— Я чудесно спал возле тебя. Ты — моя Шехерезада, дарящая покой и сон.
А что он говорит другим женщинам? То же самое? Или для каждой свои комплименты?
— Я не слышала будильника, тебе сегодня никуда не надо?
— Сегодня я весь в твоём распоряжении. Хочешь съездить на побережье?
— О! — обрадовалась я без притворства. Неужели он рискнёт показаться со мной на людях? — Да, хочу!
— Тогда поедем.
Через океан я, конечно же, не уплыву. Да и договориться с лодочниками или яхтсменами вряд ли выйдет, наверняка все будут говорить по-арабски. Но… если он готов гулять со мной, как с женой, то, может… не всё так плохо, как я успела себе надумать? Нет, Лена, очнись! Всё плохо, очень плохо! Набиль не даёт тебе поступать так, как ты хочешь, самостоятельно решать, где тебе быть, и обосновывает это женской эмоциональностью, вздорностью, непостоянством. Разве так относятся к любимым?
— Что хочешь на завтрак? — погладив меня по щеке, он запустил руку под одеяло, касаясь моих интимных мест.
— Ты о еде или ещё о чём-то? — поймала я его руку.
— Обо всём. Чего ты хочешь?
Наверное, он желает услышать, что я хочу его. И я произнесла:
— Тебя.
Награда за правильный ответ тотчас настигла меня — в виде поцелуя. Темперамент Набиля позволял ему заводиться за пару секунд, распаляться и гореть жаждой удовлетворения. Поэтому ему и нужно было столько женщин, видимо.
— Но мне нужно подкрепиться и набраться сил, — остановила я его порыв.
— Моя бедная девочка, — поправил он мои белокурые волосы, — я измотал тебя?
— Сам знаешь, что да.
— Тогда я позвоню на ресепшен и попрошу завтрак в постель! — смеясь, дотянулся он до мобильного и, судя по произнесённому «Мустафа», позвонил слуге на первый этаж.
Телефон. Звонок. Кому бы я могла позвонить, чтобы просить о помощи? Было бы куда, я бы серьёзнее занялась проблемой поиска мобильного.
И вдруг меня словно озарило. Перед глазами побежали цифры, неведомым образом отложившиеся с первого раза в голове, больно уж ровный был номер и одинаковое расположение чисел. Саша! Я помню его номер наизусть, увидела тогда на визитке, и он отложился в памяти. Саша связан с нефтяным бизнесом, он летает по миру и у него могут быть какие-то связи. Боже, неужели
Итак, у меня был тот, кому можно попытаться позвонить. Осталось лишь добраться до трубки.
Глава XXIII
Я прокрутила все варианты, где можно будет найти телефон, и решила действовать осторожно.
Одевшись, как подобает — с покрытой головой, и чтобы ничего, кроме кистей рук и ступней не торчало — села в машину к Набилю и мы поехали кататься. Сегодня он сам сел за руль. Выехав за ворота, посмотрел на меня так, будто делал одолжение и невероятный подарок, но я подыграла — тоже улыбнулась. Показала, как рада куда-то выбраться, прогуляться. И я этому действительно была рада, хоть и по другой причине. У меня появлялся шанс найти мобильную связь.
— Музыку? — спросил Набиль.
— Можно, — зная, что он включит сейчас что-то местное, арабское, я согласилась. Когда мы встречались и я была влюблена, эти мелодии казались очаровывающими и манящими. Теперь, разочаровавшись в Набиле, я испытывала и отторжение к его культуре, ко всему здесь, казавшемуся иллюзорным, ненастоящим, жестоким. Чужим. На чужое можно реагировать двояко: влюбляться в новизну или отвергать непривычное. Иногда проходятся обе эти стадии.
Мы приехали на пляж, где шумно о берег бились волны, ветер трепал подол, облепляя им ноги, а над головами летали птицы. Вода была синей-синей под ярко-голубым небом. Отвлекшись от людей и сосредоточившись на природе, я испытала облегчение, запах свободы.
— Как тебе? — убедившись, что вокруг никого нет, Набиль приобнял меня.
— Красиво!
— Нужно как-нибудь приехать сюда ночью, тогда сможем поплавать.
— Ты что! Тут волны сильные, а я не очень хорошо плаваю. А ты?
— Нормально.
— Я бы посмотрела на это, — изобразила я по-прежнему влюблённый интерес. Хотя он не был полностью поддельным. Воображать его смуглое обнажённое тело было приятно. И мне по-прежнему было больно от того, что Набиль не хотел, не мог полностью быть моим, довольствоваться только мною, любить меня нормально, а не эгоистичной любовью какого-то шаха и господина, привыкшего, что мир стелется у его ног.
— Что хочешь на обед?
— Европейскую кухню. Тут есть?
— Тебе не нравится местная?
— Она вкусная, — смущенно улыбнулась я, — но немножко надоела. Раз уж мы выбрались, можно же разнообразить?
— Соскучилась по устрицам? — посмеялся он.
— Не по ним, а вообще… ну, что-нибудь вроде салатов или французских булочек.
— Хорошо, я знаю один французский ресторан в Рабате. Едем туда.
Ура! Он клюнул. Мне нужно было максимально европейское место, чтобы там были говорящие по-французски, и желательно эмансипированные женщины, способные меня понять.