Вторая жизнь Арсения Коренева
Шрифт:
Ну, хоть с девушками обошлось, не зря пострадал. Да и этих подонков засадят, пусть и не на столько длительные сроки. За воровство и то порой больше дают.
Я кинул прощальный взгляд на «секретаршу», и шагнул к двери. Потянул ручку на себя и… Оказался в ещё одном длинном коридоре, вот только он теперь напоминал больничный. Вернее, коридор какой-нибудь поликлиники. Вдоль обеих стен тянулись ряды жёстких кресел, на которых сидели десятки людей самых разных возрастов: от девушки лет шестнадцати с крашеными в разные цвета волосами (причём на девице
При моём появлении почти все повернули головы в мою сторону, включая сидевшую ближе всех ко мне девушку, которая до этого сосредоточенно сковыривала чёрный лак с ногтя большого пальца левой руки. Наверное, готка. У меня внучка одно время в таком же прикиде ходила, пока нормального парня не встретила.
— Вы последняя? — спросил я, присаживаясь рядом с ней на свободное место.
При этом, обернувшись назад, никакой двери я уже не заметил. М-да. Похоже, пути назад и впрямь нет.
— Тут вызывают, — буркнула готка, и снова вернулась к прерванному занятию.
Я помолчал, затем всё же не выдержал, спросил:
— А с какой периодичностью вызывают?
— При мне одного только, который без башки был, вызывали, а я тут фиг знает сколько уже сижу, минут тридцать наверное, — ответила она, отколупав наконец-то кусочек лака.
— Без башки?
— Ну да, — пожала она плечами, придирчиво осматривая ноготь. — Без башки. Если не врёт, то пьяный на рельсах уснул, вот поездом и отфигачило. Он её как арбуз подмышкой таскает, она сама по себе говорит.
— Однако…
Я не нашёлся, что ответить. А девушка переключилась на другой ноготь.
— А вы-то как сюда угодили?
— Таблеток нажралась, — как ни в чём ни бывало призналась девица. — Парень меня бросил.
— Однако, — повторил я подобно Ипполиту Матвеевичу из «Двенадцати стульев», только не с такой протяжно-удивлённой интонацией.
Нет, конечно, во все времена хватало дур и дураков (но в основном дур), которые из-за несчастной любви лезли в петлю, вскрывали вены или вот как эта, горстями жрали какое-нибудь снотворное, чтобы уснуть навеки. Но я этого не понимал. Было бы из-за чего… Особенно когда у тебя вся жизнь впереди, и ты ещё наверняка встретишь свою судьбу.
— Наверное, в ад попаду, — всё тем же спокойным голос заявила девица.
— Почему? — не сразу сообразил я.
— Так самоубийца же, а таким вроде прямая дорога в ад. Я в интернете читала.
В этот момент по ходу движения раздался чей-то недовольный голос:
— Ну сколько можно тут торчать?! Я уже, кажется, начал разлагаться!
В этот момент из дальнего конца коридора появилась полноватая, с крашеными будто бы перекисью водорода волосами женщина, напомнившая мне какую-нибудь продавщицу овощного магазина времён СССР, сурово оглядела собравшихся и громко, противным голосом, спросила:
— Кто здесь Коренев?
Я не сразу сообразил, что назвали мою фамилию, а
— Коренев? Кто здесь Коренев?!
— Я здесь!
Голос был словно не мой, сам себя едва услышал, на всякий случай ещё и поднял руку, как школьник. Женщина меня наконец увидела.
— Ну и чего сидим? Быстренько за мной.
Кое-как поднялся — ноги были словно ватные.
— А почему его без очереди?!
Это был тот же голос, что совсем недавно заявлял, что начал разлагаться. Принадлежал он мужчине лет шестидесяти с почти лысой головой, на нём были только очки в позолоченной оправе — и больше ничего. Он сидел, сведя ноги вместе, да ещё сверху прикрывая причинное место ладошками. Тётка же упёрла рука в бока, поджала губы, презрительно хмыкнула, после чего выдала:
— Уж вы бы, гражданин Пузанов, помолчали. Тоже мне, додумались, в 66 лет на 18-летней студентке скакать!
— Извините, но она совершеннолетняя, — краснея, пролепетал Пузанов.
— Я вообще-то о другом, — укоризненно покачала головой тётка. — Забыли, что у вас сердце слабое?!
Тут она перевела взгляд на меня, топтавшегося рядом.
— Коренев, давайте за мной.
Мы двинулись по коридору, который заканчивался обычной деревянной дверью, крашеной светлой краской, причём даже местами облупившейся. Надо же, какая реалистичность!
Тётка толкнула дверь:
— Заходите.
Я вошёл, сопровождающая вошла следом. Это был довольно скудно обставленный кабинет, главным предметом мебели оказался массивный стол у дальней стены. Я не сильно разбираюсь в сортах дерева, но здесь, думаю, был использован дуб и, возможно, морёный. За этим-то столом и сидел довольно невзрачный тип в очках с круглой оправой, со своими нарукавниками напоминавший какого-нибудь английского клерка викторианской эпохи. Он ещё и пользовался гусиными перьями — два пера торчали из чернильницы, третьим он что-то корябал на листе желтоватой бумаги, похожей на пергамент. Ещё на столе в канделябре на четыре свечи горели три, одна куда-то запропастилась. Либо хозяин кабинета на свечах экономил.
— Коренева привела, — доложила ему тётка.
— Благодарю, Луиза Павловна, — кивнул тот.
Голос у хозяина кабинета был такой же невзрачный, как и он сам. Да ещё и слегка гнусавый. Судя по шмыганью покрасневшим носом, слезящимся глазам и лежавшему тут же на столе скомканному носовому платку, «клерк» страдал насморком. Надо же, какой реализм! Или он сам по себе такой артистичный?
— Присаживайтесь, я постараюсь вас долго не задерживать, — сказал он, когда дверь за Луизой Павловной закрылась.