Вторая жизнь Арсения Коренева
Шрифт:
— Да мне, собственно говоря, теперь и спешить некуда, у меня впереди целая вечность, — философски заметил я, усаживаясь на скрипнувший подо мной стул. — У меня даже анекдот есть в тему. Могу рассказать.
И видя, что «клерк» вроде бы не имеет ничего против, начинаю:
— В общем, попадает мужик в рай. Все хорошо: люди, еда, даже женщины. И спрашивает архангела: «А можно одним глазком на ад взглянуть?» Дают ему посмотреть, а там ровно всё то же самое, включая ландшафт, но люди почем-то плачут и страдают. «Почему все они такие несчастные?» — спрашивает удивленный мужик. «Да просто они думают, что в раю лучше».
—
Интересно, кто это там за меня так печётся? Уж не сам ли… Так-то я по жизни всегда был атеистом, даже когда атеистом стало быть немодно, когда даже Президенты и их камарилья на каждый праздник шастали в храм, но вот то, что происходило сейчас, серьёзно пошатнуло мои убеждения.
— В общем, Арсений Ильич, свыше вам было отмеряно прожить 92 года. Увы, в результате трагической случайности вы ушли из жизни в возрасте 70 лет. К сожалению, и мы иногда допускаем просчёты, не грешит тот, кто ничего не делает, — развёл он руки в стороны.
— Понимаю, — покивал я. — Но лишние 22 года оказались бы совсем не лишними… А может, я возрожусь в другом теле? Или идеи индусов у вас популярностью не пользуются?
— Почему же, некоторые души получают возможность прожить несколько жизней, и не только человеческих, прежде чем окончательно определятся в райские кущи или кипящие котлы ада… Это я так образно выражаюсь, для вас более доходчиво, — на лице «клерка» появился намёк на улыбку, но он тут же снова стал серьёзен. — У вас же, Арсений Ильич, немного другая ситуация. Мы даём вам возможность ещё раз прожить вашу жизнь. Только не с момента появления на свет, а с 1976 года, когда вы окончили медицинский институт. Перед вами будут открыты все дороги, но, возможно, даже если вы захотите прожить точно такую же жизнь, что-то может пойти не так.
Он взял со стола носовой платок, смачно высморкался и, прежде чем я успел хоть что-то спросить, продолжил.
— И вот ещё что… В качестве, скажем так, компенсации за нашу оплошность в своей новой жизни вы приобретёте некоторые способности, которых у вас не было в жизни прошлой.
Вот тут я подобрался, словно гончая, почуявшая запах добычи.
— А можно об этом чуть подробнее?
— Всему своё время. А прежде чем мы попрощаемся, пожалуйста, распишитесь вот здесь.
Он подвинул ко мне лист пергамента и чернильницу с торчавшим из неё пером, показывая обгрызенным ногтем, где нужно поставить подпись.
«Я, Коренев Арсений Ильич, даю своё согласие на предложение архангела Рафаила вернуть мне молодость, а также принимаю от него ДАР».
— Так вы…
— Ну да, архангел Рафаил — великий целитель всех живых существ. Я, конечно, мог бы показаться во всей своей красе, но увиденное может вас… хм… немного шокировать. На самом деле я выгляжу несколько иначе, нежели меня изображают иконописцы. Давайте, ставьте уже подпись.
Даже не кровью, а обычными чернилами, подумал я, делая росчерк пером. А спустя мгновение свет в моих глазах померк, и я почувствовал, что куда-то лечу.
Глава 1
— Сенька! Сенька, да что с тобой?! Сеня, очнись!
Я с трудом разлепил веки и тут же снова закрыл глаза, едва не ослепнув
Я вновь попытался открыть глаза, но уже не так широко, как только что, и на этот раз сумел различить лица склонившихся надо мной людей. А в следующее мгновение снова зажмурился. Потому как то, что я увидел, в моём сознании никак не хотело укладываться.
А увидел я лица своих институтских товарищей… Мужественное, с голливудским прищуром Клинта Иствуда лицо Димки Петровского, который, думаю, вполне мог бы состояться и как актёр, чуть скуластое и веснушчатое рыжеволосого Олега Морозова, и серьёзное, с большими очками на чуть мясистом и крючковатом носу Марка Беленького. И все они с тревогой смотрели на меня.
На лечебном факультете Саратовского мединститута преимущественно обучались девушки, а если точнее, то в двух выпускных потоках учились 79 молодых людей и 103 представительницы прекрасной половины человечества — почему-то эти цифры намертво вклинились в мою память. Наша четвёрка сдружилась сразу, этому способствовал и тот факт, что нас заселили в одну комнату в общежитии мединститута. Все мы приехали из разных городов: я из Пензы, Димка из Тамбова, Олег из Красноармейска Саратовской области, а Марк из Липецка. Уже на первом курсе из нас получилась сплочённая команда, мы старались жить по принципу «один за всех, и все за одного». Нас даже называли в институте «четыре мушкетёра».
Только всё это было полвека назад. В 76-м мы закончили институт и нас разбросало кого куда. Я, к примеру, посещал кружок при кафедре госпитальной терапии, увлекся кардиологией и в итоге остался в клинической ординатуре на кафедре, которая базировалась в саратовской областной больнице. Петровского отправили в Ярославль, Беленького в Брянск, а вот Олегу в этом плане повезло — образовалась вакансия в райбольнице его родного Красноармейска. Понятно, что все трое отправились интернами — годовая интернатура была введена относительно недавно, в 69-м, и просуществовала в моей реальности до 2016 года.
Я же через три года был приглашён в Пензенскую областную больницу имени Бурденко. Ещё три года спустя распахнула свои двери новая клиническая больница имени Захарьина, куда меня сразу же пригласили в отделение кардиологии, которое я возглавил в 1983-м, будучи к тому времени кандидатом медицинских наук. А в 98-м вновь вернулся в областную, также руководителем отделения кардиологии, к тому времени уже в статусе доктора наук.
Судьба у всех нас сложилась по-разному. Морозов после интернатуры поступил в Ленинградскую Военно-медицинскую академию, а в 1981-м в звании капитана медицинской службы погиб в Афганистане. Марк Беленький после интернатуры вернулся в Липецк, стал известным анестезиологом, умер от онкологии в 2012-м. Так что из «мушкетёров» в живых на ноябрь 2023-го оставались только мы с Петровским.