Вторая жизнь Арсения Коренева
Шрифт:
Немолодой участковый с погонами капитана (похоже, тот самый Гаврилов, которого когда-то упоминал Байбаков в связи с самогонкой) сидел за столом и, положив фуражку на изрезанную клеёнку с легкомысленным принтом в виде ромашек, записывал показания свидетелей. Вернее, свидетеля — того самого собутыльника, что был с Филимоновым во время лекции, закончившейся исцелением последнего от пьянки. Причём, кажется, он и сейчас был слегка поддатым.
Увидев меня, пьянчужка вскочил с табурета и осуждающе ткнул в мою сторону заскорузлым пальцем с тёмной каёмкой под ногтем:
— Вот он, гипнотизёр хренов, ядрёна вошь! Довёл Кирюху до петли.
— Ну это мы ещё выясним,
— Да, отвезём на нашей машине, — ответила Ряжская. — Арсений Ильич, доставите?
— Хорошо.
— Вот и ладно, — вздохнул участковый, — Предварительный осмотр я провёл, но тут и так ясна причина смерти… Продолжайте, Кумарин.
— В общем, после того, как его загипнотизировал вот этот, — кивок в мою сторону, — Кирюха стал сам не свой. Выпить, говорит, хочу, а не могу. Оттого, мол, тоска меня сильная берёт. Бывало, зайдёшь к нему, а он сидит у окна и смотрит куда-то. Спрашиваю, Кирюх, чё там увидал-то? Может, по стакану лупанём? У меня вот, с собой есть пузырь. А тот посмотрит так печально, вздохнёт — и снова в окно пялится. А сегодня днём меня словно чё-то торкнуло, подумал, что надо Кирюху зайти проведать. И сразу после работы к нему и погнал. Дверь он никогда не запирал, захожу — а он в петле болтается. Ну я его за ноги хватаю, поднимаю, чтобы, ну, на шею не давило, а чувствую — ноги уже холодные. Э-э-х, Кирюха, друг!
Он уронил лицо в ладони, и захлюпал носом, что-то при этом бормоча нечленораздельное. Гаврилов продолжал писать, а Ряжская подошла к покойнику. Присела рядом на краешек кровати, для порядка проверила пульс.
— Мёртв, можно констатировать трупное окоченение, — ровным голосом произнесла она. — Сейчас заполню бланк, и можно будет везти тело в Сердобск. Трупы они принимают круглосуточно, так что можете не торопиться.
Это она уже сказала мне.
— Накрыть бы, — я кивнул на покойника.
Ряжская порылась в шкафу, нашла простыню, накрыла труп с головой. Правда, длины простыни хватило только до колен.
В этот момент со стороны улицы раздался звук мотора, я глянул в окно — у калитки остановилась машина председателя. Байбаков выскочил из неё и решительным шагом направился к дому. Зайдя в комнату, стащил с головы кепку, сменившую с отступлением тёплых деньков фетровую шляпу.
— Да-а, кто бы мог подумать… Здорово, Пётр Васильич! — он протянул руку Гаврилову, потом мне пожал, кивнул Ряжской. — Как же так вышло-то, а?
— Да как, — пожал плечами участковый. — Так вот и вышло. Жил человек себе, выпивал, а потом пить перестал, и жизнь стала казаться серой и пустой. Не выдержал — и в петлю полез. Кузьмич, у тебя в сельсовете ещё кто сидит? Я сейчас с протоколом закончу, и надо будет в Сердобск позвонить, доложиться.
— Можете из амбулатории позвонить, — предложила Ряжская.
— Можно и от вас, — согласился участковый, возвращаясь к заполнению протокола.
— Да-а, — снова протянул Байбаков и покосился на меня. — Думали, может, после гипноза за ум возьмётся, начнёт приносить пользу обществу. Не угадали… Что ж, и такое бывает. Семью так и не создал, и родни никого, видно, придётся за счёт колхоза хоронить. А ты, Арсений Ильич, в голову не бери. Нет твоей вины в этом никакой, ты ж наоборот хотел, как лучше. Я, конечно, с народом поговорю, чтобы тебе в спину не плевались. Есть у нас такие кадры несознательные, чуть ли не колдуном тебя считают. И Олейник разъяснит людям ситуацию с точки зрения научного коммунизма.
Байбаков потоптался ещё немного и ушёл. А мы с Семёнычем
В машине я сел в салон, словно бы чем-то мог в пути помочь покойнику, если он вдруг попросит. Сидел на обтянутой потрескавшимся кожзамом сидушке, смотрел на накрытое простынёй тело, и тяжкие думы заползали в мою несчастную голову.
Вот уж воистину благими намерениями выстлана дорога в ад. Казалось бы, сделал добро, отучил человека пить, а выходит, что в этом и была цель его существования. Вернее, найти денег на выпивку, и потом уже залить глаза и погрузить своё сознание в алкогольный дурман. Никчемное существование, понятно, но тем не менее… Всякая существо есть творение Господа, и забрать жизнь только ОН и вправе. А пошедшего против ЕГО воли и прекратившего свою жизнь ранее установленного Творцом срока ожидают вечные муки в аду. Выходит, теперь по моей вине душа Филимонова попала в ад и испытывает там нечеловеческие страдания. Но, с другой стороны, скольким людям я уже помог! Это же должно как-то перевешивать мою вину! В конце концов, я же не специально с этим Филимоновым такое сделал, я из лучших побуждений. Тем более он сам согласился.
Тьфу, лезет в голову всякая достоевщина! Сижу вот теперь, занимаюсь самокопанием, ищу себе оправдания, как когда-то с моим первым летальным исходом в прошлой жизни. Не было там моей вины, пациента могло спасти только чудо. И сейчас нет. Всё, точка!
Судмедэксперт из РОВД нас уже поджидал в морге, чтобы совместно с дежурным патологоанатомом провести осмотр тела на предмет суицидального ухода Филимонова из жизни. Я заполнил бланк, после чего мы с Абрикосовым отбыли восвояси.
Бывшего пьянчужку похоронили на третий день на местном погосте, где я был пока только однажды, когда мы с Евдокией по пути на картошку заглянули проведать её родителей. На этот раз я не пошёл, и так вон народ на меня косится, считая чуть ли не прямым виновником смерти несчастного Кирюхи. Да с Ряжской ещё случился не очень приятный разговор. В принципе, говорила всё то же самое, что и раньше. Мол, твои фокусы могут тебя до скамьи подсудимых довести, а мне влепят выговор в личное дело и вообще выпроводят на пенсию. В очередной раз клятвенно пообещал ничего подобного впредь не делать.
Под впечатлением от произошедшего я находился несколько дней. И взгляды косые были, и шепотки за спиной, но я дал себе установку не рефлексировать по этому поводу. Хватит уже, не мальчик! Это я с виду ещё молодой и зелёный, а внутри меня сидит 70-летний умудрённый жизнью старик, повидавший такого, на фоне чего вот этот Филимонов кажется детским лепетом.
В общем, постарался абстрагироваться, хотя это и было нелегко. Ещё и Евдокия словно бы слегка от меня отстранилась. Нет, про Кирюху она ни разу не вспомнила, и спали мы вместе, и любовью периодически занимались, но как-то без огонька.
Зато ко мне пришла завуч местной школы, попросила читать у них для 7–8 классов раз в неделю лекции о здоровом образе жизни. Оплата согласно договору. Читать лекции по три рубля за раз я согласился, всё ж не такая и большая у меня зарплата, чтобы деньгами сорить.
А смену мне что-то всё не привозили. Я уже начал волноваться, не на весь ли срок интернатуры меня сюда законопатили. Считай, уже два месяца тут торчу.
В последних числах октября средь белого дня в мой кабинет заглянул Байбаков.