Вторая жизнь майора. Цикл

Сухинин Владимир Александрович

— Да, рена, мы хотели обосноваться здесь, но случилась беда…

— Мне неинтересны ваши истории, рены. Приобретите путеводитель, он вам поможет, и отойдите от стойки. За вами уже очередь.

Тот, кто представился Шторнисом, выложил медяк и забрал буклет — простой, напечатанный на дешевой бумаге. Подхватил напарника под руку, и они заковыляли к выходу с площади. Видно было, что ему тяжело, он, отдуваясь и морщась, не бросая товарища, тащил его, поддерживая под руку. Так, шатаясь, выписывая петли, они миновали ворота и вышли в город, заступили дорогу двум оркам, и те легко, словно это были пушинки, а не пара упитанных

людей, оттолкнули их со своего пути.

Оба упали на мостовую, болезненно застонали и подползли к стене, огородившей портальную площадь. Они с негромкими жалобными всхлипами примостились рядом с нищим.

— Что, в беду попали? — спросил тот, тон его был участливый, а взгляд, которым нищий смотрел на бедняг, выражал понимание проблем таких же несчастных, как и он.

— На нас напали у портала. Стража графа Ро Шлага, мы раньше работали на него, но потом нам надоело, что всю прибыль забирал он. Мы решили втайне его покинуть и обосноваться здесь, в Брисвиле. Скопили денег. Бросили мастерскую. Но он каким-то образом узнал, и его воины поджидали нас у городского портала. Забрали все. Избили, а моему другу сломали руку. Теперь вот у нас нет ни денег, ни будущего.

Закончив свой краткий рассказ, говоривший заплакал. Его товарищ, баюкая сломанную руку, успокаивал того:

— Не надо так убиваться, Шторнис. Мы живы, а это главное. Работу найдем, пойдем помощниками к алхимикам, хотя бы за еду.

Проходящий демон поглядел на бедолаг и кинул им пять дил. Шторнис удивленно посмотрел на деньги.

— Это что? — спросил он.

— Это милостыня, — засмеялся нищий и забрал монету. — Посидите тут со мной, а вечером я отведу вас к хозяйке. Думаю, она сможет вам помочь.

Ставка

За рекой расположилось два лагеря. Один был из сторонников Худжгарха, которые стекались сюда со всей степи и из всех племен. В основном это были опытные воины и ветераны со своими старшими сыновьями. Там постоянно шли проповеди свидетелей, и в глазах этих проповедников пылал огонь фанатизма.

Они готовы были умереть за своего кумира и пойти за ним хоть в огонь, хоть в воду. Но Худжгарх исчез и никуда их не вел. Зато от его имени говорили пророки, и часто то, что говорил один, не согласовывалось с тем, что говорили другие свидетели.

Одни призывали в священный поход на отступников, на тех, кто не принял посланника Отца, и приводили в качестве доводов, что в сказаниях говорилось: "Пойдет брат на брата, и будет пролито много крови". Значит, надо идти и пустить кровь тем, кто не верит в пришествие духа мщения. Другие убеждали проливать не кровь всех своих соплеменников, которые не верят, а наказать племена, которые приветили врагов народа орков. Между ними постоянно происходили стычки и потасовки. Пока не появилась группа из десяти орков, которые жестоко и быстро навели порядок среди паствы и сказали, что надо ждать знамения и тогда, уже точно поняв волю Отца, идти в священный поход.

В другом лагере собрались вожди и шаманы, напуганные появлением нового центра силы, и их сторонники.

— Тяжелые времена пришли в степь, братья. — Перед собравшимися выступал старый шаман. — Умы соплеменников захвачены обманом и верой в ложного бога. Я не оспариваю существование "нового явления", но кто мне скажет или приведет доказательства, что

это посланник Отца? То, что он орет "Худжгарх!", не говорит о том, что он им является. Может, это демон или химера, созданная лукавыми человеками. У люда нет совести и правды, — продолжал он, — все их уста хранят ложь, а сердца полны предательства. Поэтому мы ходим походом на забывших своего Творца и отринувших память об Отце. Как наказание им. Мы всегда знали, кто виновен больше, и шли набегом на них. Поэтому я спрашиваю вас, — он оглядел орков, — на кого идти походом? Кто более виновен в забвении Создателя?

Орки молчали, обдумывая его слова.

— А я вам скажу, — продолжил шаман. — Вангорцы. Они принесли зло на нашу землю, они посадили хумана по левую руку от великого хана. Это позор. Позор всем нам.

Он замолчал и уселся на свое место. В шатре раздались выкрики:

— Правильно говоришь, уважаемый Ра Курдун! Все верно мыслишь! Позор для нас!

— Подождите кричать, — остановил разгоряченных орков мураза племени трох. — Мы должны не только определиться с походом, но и выбрать нового великого хана.

Все тут же замолчали.

— Кого ты предлагаешь, мураза Дуст Кыр? — спросил его шаман, что выступал перед ним.

— Я предлагаю себя, — гордо выпрямился вождь.

— Не надо нам выскочек! — выкрикнул мураза племени муйага, его поддержали шаман и вождь техколо. В шатре снова начались гвалт и ругань, перешедшие в кулачную потасовку.

Наконец старому шаману удалось навести порядок, разозленные муразы уселись на свои места, волками посматривая друг на друга.

— Предлагаю не спорить, а выбрать того, кто устроит всех. Это может быть тот, кто будет слушать Совет вождей и исполнять его волю, — вкрадчиво подошел он к главному и внимательно оглядел притихших орков.

Все понимали, что такая фигура могла бы устроить всех. Но кто им может быть?

Выдержав паузу, шаман произнес имя:

— Им может стать Барама Обака.

Я занимался бесполезным для себя делом — планировал свои ближайшие действия на сегодняшний вечер и, может быть, на завтра. При этом хорошо понимал, как зыбки мои надежды осуществить их.

Как обычно, все мои планы накрывались медным тазом, приходилось действовать экспромтом и уповать на многослойное сознание, подсказывающее мне, как действовать в ту или иную минуту. У такого метода решения проблем был один существенный недостаток, и заключался он в том, что при этом возникали новые проблемы, вот как сейчас. И я сидел, напрягая мозги, пытаясь решить то, от чего вообще-то надо было бежать. Например, от напористой Ленеи. Добавлять еще одну розочку в тот цветник, что стихийно разросся вокруг меня, мне не просто не хотелось, мне было страшно. Как сказали бы у нас на Земле: среди роз один барбос.

Что такое ревность женщины, я знал не понаслышке, это страшнее ураганов, цунами и землетрясений, вместе взятых. Как заметил мудрый царь Соломон, имевший неосторожность стать многоженцем, "горше всего женщина". Мне об этом говорила бабушка, и вроде бы этот несчастный имел больше ста жен. Раньше я ему втайне завидовал, теперь понимаю, какие это проблемы. Одна жена — это одна проблема, а сто жен — это сто проблем.

А уж пылающая ревностью женщина это… у-у-у! А если их несколько, и все ревнивые, как Вирона? Тут вообще не о чем говорить, только спасаться.