Второе дыхание (сборник)
Шрифт:
Надя кивнула. Опять замолчали.
– А в лес? – испуганно спросила Надя.
– После, – ответил он. Но продолжил: – В лес – обязательно! Сколько лет мы не были в лесу!
Господи, как ей хотелось придвинуться к нему поближе, обнять рукой за шею и положить голову ему на плечо! Но она заставила себя встать и пойти в избу.
Она развернула Пашину перину, все еще пышную и уже теплую, расстелила простыню, взбила подушку и растерянно замерла – кровать в Пашиной избе была всего одна.
Надя достала из гардероба два одеяла – одно
Утром ее разбудил грохот в сенях. Она поняла, что Аркадий принес со двора дрова. Муж вошел в избу и сказал:
– Вставай, лежебока! Такое утро – просто сказка какая-то! И грибы все проспим.
Он подошел и потрогал Надин нос.
– Замерзла? Печка уже выстудилась.
Вылезать из-под одеяла и вправду не хотелось. Но она, конечно, встала, оделась и побежала во двор. В помятом жестяном умывальнике оказалась свежая и холодная вода. Надя вернулась в избу и принялась готовить завтрак – ой, как пригодились Нюрины яйца! Со сковородки они ели яичницу с яркими, почти оранжевыми, желтками и пили крепкий чай. В сарае Аркадий нашел две корзины под грибы, одну, совсем большую, глубокую, – для себя, другую, маленькую, – для Нади.
В лесу было зябко, но солнце уже начинало сильно припекать – день обещал быть теплым. Пахло хвоей и прелой листвой. Пошли по кромке, боясь углубляться. Но и на краю леса, на пнях и поваленных деревьях, было полно опят. Большие, переросшие, с бледно-коричневыми шляпками с желтым кружком посередине, и совсем маленькие, молодые и свежие, они грудились, как всегда, семействами. Аркадий срезал их ножом, осторожно и бережно. Корзины набрали быстро, за час. Потом прошли немного, и Надя увидела калину, усыпанную яркими, почти прозрачными ягодами. Срезали несколько крупных и тяжелых гроздей. Сели на поваленное дерево отдохнуть.
Солнце сильно припекало, и стало почти жарко. Надя сняла с головы платок. Аркадий вдохнул, закурил и сказал:
– Уезжать совсем не хочется! Правда, Надь? А может, действительно не будем продавать, а, Надюх?
От «Надюх» у нее перехватило дыхание. Господи! Сколько лет она не слышала этого от него!
– Правда здорово. И воздух такой! И лес! – согласилась она.
Аркадий кивнул:
– Крышу поправим, двери там, рамы. Делов-то!
Надя подхватила:
– Да-да, посуду новую купим, белье, занавески. Обживемся!
– Это ты умеешь, – улыбнулся он.
Они пошли к дому, и Аркадий вполголоса мурлыкал какую-то мелодию. Потом поехали в поселок и накупили Нюре всего – и колбасы, и сосисок, и печенья, и вафель, и конфет. Нюра подаркам
После обеда пошли на кладбище, к Паше, Нюра срезала в саду последние астры. На погосте стояла звенящая тишина, лишь изредка тревожно вскрикивала в кустах какая-то птица. На могиле у Паши стоял простой деревянный крест и маленькая скамеечка. Ограды не было, какая ограда на деревенском кладбище? Нюра что-то зашептала подруге, наклоняясь к кресту. Надя положила цветы на уже оплывший холмик. В деревню возвращались молча, только Нюра тихо всхлипывала, утирая глаза краем косынки.
– Ну что, будем собираться? – спросила мужа Надя.
– А может, завтра, а, Надь? – ответил он. – Выспимся, отдохнем. Жалко уезжать!
Надя с радостью кивнула.
Вечером долго пили чай с пряниками и Нюриным смородиновым вареньем, а Аркадий обстоятельно обсуждал с Нюрой хозяйственные вопросы.
Спать легли не поздно, наутро надо было рано вставать. Надя опять забилась под одеяло и уткнулась носом в плюшевого оленя. Аркадий долго курил на крыльце, потом осторожно лег рядом, и под ним опять заворчали пружины.
– Надь, – позвал он шепотом. – Иди ко мне! – И, помолчав, добавил: – Я так соскучился!
Утром Надя проснулась рано – от крика Нюриного петуха. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, выбралась из кровати, накинула куртку и вышла на крыльцо. Она глубоко вздохнула, воздух был прозрачный и звенящий, почему-то улыбнулась и подумала: какая красота – излет короткого, пусть прохладного, но все же «бабьего лета». Она потянулась к дереву и сорвала большое, зеленое, с оранжевым бочком яблоко. Надкусила – и яблоко брызнуло прохладным и сладким соком.
Надя смотрела на чистое, без единого облачка, голубое небо, на пожелтевшее поле на краю деревни, на темный малахитовый лес и думала, что жизнь, как говорилось в известном фильме, оказывается, начинается не только в сорок лет, а даже и в сорок пять. Когда почти совсем перестаешь в это верить. И так, как выяснилось, бывает. Кто бы мог подумать?
Потом спохватилась и бросилась в дом – готовить мужу завтрак. Как ни крути, а скоро надо уезжать.
Здравствуй, Париж!
Он позвонил ей по дороге из офиса. Как всегда: «Привет, как дела?»
«Нормально», – ответила она.
– Любимое слово – «нормально», – усмехнулся он и осторожно спросил: – Я заеду?
Вопрос человека, не уверенного в том, что его хотят видеть.
Она ответила, вздохнув, через пару секунд:
– Заезжай. Только у меня из съестного – предпенсионного возраста рокфор и остатки кофе.
По дороге он заехал в магазин, купил продукты и через час уже стоял на пороге ее квартиры. Она открыла дверь, и он увидел, какое у нее бледное и замученное лицо.