Второе пришествие
Шрифт:
— А вы побывайте там сейчас, в начале нового века, и убедитесь в обратном, — настаивал президент, но, увидев недоверчивое выражение лица гостя, переменил тему разговора. — Мы вот с вами беседуем о высоких, божественных материях, — губы президента тронула невеселая усмешка. — А у меня немало простых, земных забот. Иногда горьких забот. Знаете, какое несчастье случилось этой ночью? На окраине города сгорел старинный, построенный еще из дерева двухэтажный дом. Бывшая вилла какого-то князя. Двадцать жильцов!
Президент подошел к стене, которая
— Синьор президент? — Человек вскочил на ноги. — Дежурный офицер слушает.
— Мне офицера команды, работавшей сегодня ночью.
Появился офицер с озабоченным и усталым лицом.
— Удалось кого-нибудь спасти?
— Никого, синьор Мелини. Остались одни головешки и пепел. Дом-то как порох.
Густые посеребренные брови президента сурово сдвинулись. С его губ готово было сорваться резкое слово, но он сдержал себя и нажал кнопку. Экран погас.
— Пожарники ни при чем, — проговорил Мелини, устало опускаясь в кресло.
— А если мы посмотрим на месте? — предложил Иисус, с сочувствием глядя на осунувшееся лицо хозяина кабинета.
Президент поднял голову. “А может быть, странный гость как-нибудь поможет, — шевельнулась у него надежда. — Э, чепуха все это. Не верю же я в Бога и мистику”.
Вздохнув, он все же согласился.
— Вы правы. Президенту надо знать и видеть не только успехи страны. Едем.
На дворе их ждал новенький каплевидной формы “фиат”, двигавшийся на воздушной подушке. Машина мчалась по проспектам столицы, беззвучно рассекая воздух. Уже минут через десять за окнами, слегка прикрытыми шторами, замелькали пригородные сады, виллы и дома.
На развилке дорог шофер свернул направо — туда, где заметной струйкой вился в небо дым. Машина остановилась недалеко от пепелища. Рядом находились две, теперь уже никому не нужные, машины скорой помощи.
Небольшими кучками стояли люди. Между ними сновали с кинокамерами и фотоаппаратами журналисты.
Подъехала старого выпуска колесная машина. Двое мужчин осторожно вывели из нее, почти вынесли на руках пожилую женщину. На окаменевшем лице ее застыло такое горе, что Иисус вздрогнул. Женщина увидела кучи пепла, в которых еще змеились слабые огни, и из груди ее вырвался крик.
— Доченька моя!.. Люди! Пустите меня к ней! Пустите!
Женщина билась в руках мужчин. С неожиданной силой она вырвалась и бросилась на середину пожарища, где еще светились головешки и пробегали голубые мотыльки пламени. Мужчины успели остановить ее у самого огня, вывели на край пепелища и посадили в пожелтевшую, тронутую недавним пламенем траву. Женщина упала на траву и зарыдала. Люди обступили ее и утешали, как могли.
К горлу Иисуса подступил ком, на глазах накипали слезы. Он почувствовал такую острую жалость,
“Какой он однако впечатлительный, как переживает”, — с симпатией подумал президент, видя, как у его соседа вздрагивают плечи.
Иисус открыл дверцу и выскочил из машины, забыв о величественности осанки. Он не шествовал, а бежал, полы его хитона развевались.
В толпе послышались возгласы, люди, узнав гостя, расступились.
Женщина подняла голову. В ее обезумевших от горя глазах вспыхнула искра надежды. Она вскочила на ноги и тут же рухнула перед Иисусом на колени.
— Прости меня! — кричала она, сложив руки на груди. — Прости! Не верила в тебя. Но сейчас верю. Всю жизнь буду стоять на коленях и молиться. Только спаси ее! Спаси!
— Успокойся, мать, — сказал Иисус, положив руку на ее голову, — и не надо на коленях.
Он подошел ближе к пожарищу.
— Вызываю вас… — заговорил Бог, и заговорил неожиданно для себя слишком взволнованно и тихо. Вскоре голос его окреп. Воздев над пепелищем руки, он ликующе и звонко воскликнул:
— Люди, вызываю вас к жизни! Вам говорю я. Слышите? Восстаньте из пепла и огня!
И тут произошло поистине ослепительное чудо, поразившее до онемения присутствующих и всколыхнувшее затем весь мир.
Очевидцы, в том числе и журналисты, сумевшие даже сделать несколько снимков, рассказывали потом, что их на какой-то миг опалило жаром. Неистово, с неправдоподобной скоростью закрутились клубы дыма, заплясали красные полотнища пламени. Из клокочущего и гудящего огненного ада донеслись треск рухнувших стропил и крики, от которых у очевидцев вставали волосы дыбом даже много дней спустя, когда они старались спокойно рассказать о случившемся. То были страшные крики горящих людей!
Все это длилось однако две—три секунды. Дым, почему-то падающий с неба, исчез. Его будто всосала в себя земля. Перед глазами предстал кокетливый загородный двухэтажный дом, окрашенный в голубую краску и опоясанный столь же внезапно возникшим палисадником. Кусты в палисаднике бриллиантово сверкали утренней росой. На раскрытых окнах чуть колыхались занавески. Из дома неслись веселые голоса, детский смех, а на подоконнике в первом этаже сидела кошка и умывалась. Из окна выглянула девушка лет двадцати и, увидев ту самую недавно убитую горем, а сейчас крайне изумленную пожилую женщину, радостно воскликнула:
— Мама! Мама приехала!
Она выскочила из дома и бросилась в объятия счастливо зарыдавшей матери.
— Что ты, мама? Что с тобой?
— На колени, доченька. На колени перед тем, кто вас всех спас!
— Что ты, мама? Нас никто не спасал.
Иисус стремительно бросился к машине, сел и захлопнул дверцу.
— Едем! — взволнованно воскликнул он. — Скорей!
Президент Мелини не способен был вымолвить ни слова. Шофер, вытаращив глаза, тупо взирал на молниеносно вынырнувший из огня дом.