Второе пророчество
Шрифт:
Внезапно дверь комнаты широко распахнулась. От неожиданности Рейн уронил гитару, чуть не угодившую в огонь. С протяжным стоном лопнула разорвавшаяся струна. На пороге стоял Бела Фаркаш…
— Они нас выследили! — надрывно закричал он, напугав Рейна своими панически расширенными зрачками, огромными, словно два озера страха и горя. — Логан все знает!
Рейн вскочил, хватаясь за клинок, лежащий на полу подле его стула.
— Что с Людвигой?
— Она в порядке! — Бела пошатывающейся походкой подошел к столу, взял графин с вином и начал жадно пить прямо из горлышка, не ощущая ни крепости, ни вкуса изысканного напитка. — Пока в порядке. Но ищейки Логана взяли наш след и уже не отступятся…
Рейн задумчиво теребил свой гладковыбритый подбородок…
— Брат, — в голосе Белы проскользнула нотка надежды, — может, ты поговоришь с Логаном и все ему объяснишь? Он тебя уважает, и если к кому-то и прислушается, то лишь к тебе…
— Бесполезно, — негодующе мотнул волосами Рейн. — Глава чалада Падших ненавидит вас — Чистых. Ведь это ваша кровь сделала нас уродами и мутантами, навсегда вычеркнув из мира нормальных людей! Логан намеренно видит в жизни только черный и белый цвета, он и знать не хочет о существовании чего-то другого, не укладывающегося в его принципы. Если он и совершает какие-то милосердные поступки, то делает это по-своему. Он даже добро — причиняет, а справедливость — наносит…
Бела обреченно поник головой:
— Тогда мы попали в западню. Людвига ждет ребенка…
— Ребенка? — гневно закричал не поверивший своим ушам Рейн. — Ребенка?! Да как ты посмел подвергнуть ее такой страшной опасности? — Он смотрел на брата с презрением. — Как мог ты обойтись с ней столь неосмотрительно и эгоистично? Ты… — Он хотел добавить «похотливое животное», но сдержался, здраво рассудив, что оскорбления ничего уже не исправят.
Фаркаш виновато отвернулся:
— Мы встречались слишком редко, — сбивчиво лепетал он, пытаясь оправдаться, — а потому напрочь забыли об осторожности…
Рейн одарил старшего брата повторным, еще более уничижительным взглядом. Да-а-а, уж он-то сам относился к благополучию Людвиги куда как бережнее…
— Твои уже знают? — напрямую спросил он, имея в виду стаю Чистых.
— Да, — вынужденно признался Бела. — Логан выследил нас с Людвигой и стал свидетелем последнего свидания. А затем он обратил внимание на ее недомогание и сделал правильные выводы… — Голос незадачливого влюбленного охрип от тщетно скрываемых слез. — Он встретился с нашим старейшиной Калебом…
— Дьявол! — бессильно сжимая кулаки, завопил Рейн, исступленно пиная каминную решетку. Рой искр взметнулся из огня, окрасив светлые глаза
— Нам конец! — потерянно схватился за голову Бела. — Людвиге удалось сбежать от охранников брата, но теперь обе ранее враждующие стаи объединились и идут по нашему следу. И Чистые и Падшие считают, — Фаркаш захохотал как безумный, оседая на пол, — что мы должны умереть…
— Тише, — Рейн заботливо помог брату подняться, ободряюще обнимая его за плечи, — я этого не допущу!
— Ты нам поможешь? Спасешь Людвигу и ребенка? — Черные глаза Белы смотрели так доверчиво. — Пожалуйста, брат…
Губы Рейна искривила печальная усмешка.
— Помогу. — В нем боролись любовь и горе. — Клянусь спасти жизнь вашего ребенка, даже если мне придется отдать за нее свою!
Оставаться в Венгрии стало небезопасно, но возвращаться в Германию тоже не имело никакого смысла. И тогда Рейн выбрал Россию. Они смогли купить билеты на поезд и незаметно покинули Будапешт. Они прятались и скрывались несколько месяцев, а потом у Людвиги начались роды, и беглецам пришлось обратиться за медицинской помощью. Их выследили и нашли очень быстро. Рейн сражался, спасая не себя, а Людвигу и ее новорожденную дочку. Но способен ли один, даже называемый Воином дождя и считающийся непобедимым, противостоять многим? Рейн дорого отплатил за жизни беспощадно убитых Людвиги и Белы, уничтожив десятки тех, кто еще недавно являлся его родственниками и друзьями. Так он стал предателем во второй раз…
Его схватили. Рейн собственными глазами видел трупы погибших влюбленных, защитить которых он так и не смог, но не знал, какая же участь постигла их новорожденную дочку. Он скорбел, в глубине души кровавыми слезами оплакивая прекрасную Людвигу и крохотную малышку, вырванную из его рук. Но внешне Рейн оставался абсолютно безучастным, мрачно сжимая помертвевшие губы и не опуская обличающего взора холодных глаз. Беспощадного, проклинающего, мстительного взора, даже без слов наводившего тихий ужас на всех вокруг него… Его судил объединенный совет двух чаладов и приговорил к смертной казни. Отныне он не принадлежал ни к одному из народов и получил прозвище Изгой — проклятый выродок, проливший кровь своих сородичей. Но в тот самый момент, когда все уже казалось решенным окончательно, за Рейна неожиданно вступились жрецы Митры, предложив заменить смертную казнь на долгий искусственный сон под сводами сталактитовой пещеры. Древние имели свои связи во внешнем мире и сумели достать экспериментальное, идеально подошедшее для их целей оборудование. Изгою не дали ни малейшей гарантии выживания, да, впрочем, его согласия никто и не спрашивал. Но перед тем как погрузить в анабиоз, с Изгоя взяли нерушимую клятву — если осужденного однажды простят и вернут к жизни, то он беспрекословно выполнит порученное ему задание. Рейн дал слово…
Последним, что он запомнил, стали скорбно склоненные над его саркофагом морды Древних — великих жрецов Митры, страшные и мохнатые. А затем проклятого смертника окутал могильный холод, жуткий и колючий, пронизывающий до самых костей и повелительно напевающий:
— Спи, спи…
Веки Рейна сомкнулись…
Изгой поднял голову с подушки, с болью отрывая примерзшие к ней волосы и кривясь от неприятного покалывания в затекших мышцах. Интересно, сколько времени он спал? Прозрачную крышку камеры для анабиоза покрывал толстый слой пыли, но его одежда, упакованная в герметично запаянный пластик, осталась безупречно чистой и свежей. Рейн неторопливо оделся, испытывая нарастающее чувство голода и вспоминая местоположение небольшого кафе, где он по своей давней привычке частенько обедал ранее. Ну тогда, до всех приключившихся с ним невзгод… Он подхватил любимый меч и, легко совершив несколько пробных выпадов, вложил его в подвешенные на поясе ножны. Полностью пробудившееся тело повиновалось Рейну безукоризненно, ничуть не утратив прежней гибкости и силы. Вот только оставленное ему огнестрельное оружие выглядело абсолютно незнакомым, буквально ошеломив непривычно изящными обтекаемыми формами. Впрочем, по принципу устройства оно оказалось ничуть не сложнее доброго старого немецкого люгера.
Рейн засунул в карман белого плаща документы и внушительную пачку денег, пообещав себе разобраться с ними чуть позднее. Он шокировано расширил глаза, прочитав указанную на авиабилете дату — третье января две тысячи десятого года. Выходит, он проспал целых двадцать пять лет!
Изгой взволнованно присвистнул, заметив выведенное на пыли слово: «Сегодня!» Позаботившийся о нем доброжелатель оставил Рейну и его фамильный серебряный перстень, удивляющий необычным рисунком, нанесенным на его поверхность, — снежинкой, помещенной в центр спирали, и прежний наручный хронометр, швейцарский, подаренный еще отцом. Золотая безделушка оказалась заведенной и сейчас исправно тикала, отмеривая минуты и секунды его новой жизни. Приглядевшись, Рейн понял — самолет вылетает ровно через четыре часа. Изгою следовало поспешить.