Второе пророчество

Устименко Татьяна Ивановна

«Значит, так, — решил Рейн, — сначала ужин в кафе, а дальше — в аэропорт». Он развернулся на каблуках и покинул пещеру, даже не бросив прощального взгляда на убежище, столь долго служившее ему приютом.

Воин дождя прекрасно запомнил нашептанное ему задание, хотя и не разглядел произносящего слова жреца. Но разве это имело какое-то значение?

Рейн торопился…

На следующий день снегопад резко усилился, а столбик температуры застыл, будто вкопанный, остановившись в районе минус трех градусов по Цельсию и радуя нас неожиданной оттепелью. Снег валил стеной, успешно противодействуя и свету включенных фар и жалким потугам автомобильных «дворников».

Я скормила

проигрывателю диск с записью последнего альбома Сезарии Эворы и немного сдвинула связанную из ангорки полоску, прикрывающую уши. Скрученные в компактный узел волосы отягощали мой затылок. Сильно начерненные ресницы и малиновая помада на губах повторяли цвета теплой синтепоновой курточки. Я приподнялась, удовлетворенно разглядывая свое лицо в зеркале заднего вида. Не бывает некрасивых женщин! Просто есть женщины, еще не научившиеся правильно пользоваться своей красотой…

Я снова душою проста — Как гладь беспредельного моря, Ведь смыты волною с листа Слова откровений и горя. Любовь из подводных глубин На берег всплывает пугливо, Нас к счастью ведет путь один — Иди, босоногая дива!

Салон автомобиля заполнила чудесная песня, что с волнующей хрипотцой пела Сезария, удивительно гармонично сплетая свой чарующий голос с завораживающими переливами гавайской гитары. Мою душу наполнила смутная тоска по свету далеких звезд, вызванная одиночеством и ожиданием новой, настоящей любви. Я почти физически ощутила приближение чего-то светлого, не присущего нашему погрязшему в пошлости миру… Но тут Галка, совершенно не воспринимающая эту португальскую певицу, зато фанатично обожающая Диму Билана, пренебрежительно наморщила нос и убавила громкость. Я саркастично фукнула сквозь зубы. Одни предпочитают слушать музыку, напрочь забивающую ритм жизни, а другие ту, которая делает его еще отчетливее.

— Ну и погодка, мать ее! — занудно брюзжала клещом вцепившаяся в руль Галина. — Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Нормальные люди сейчас дома у телика сидят, матч «Локомотива» с «Зенитом» смотрят…

— Фантазерка, паровоз с фотоаппаратом играть не могут, — проказливо хихикнула я, желая немного развеять ее мрачные мысли, даже невзирая на то, что у меня самой кошки на душе скребли от какого-то нехорошего предчувствия.

— Ну хохми-хохми, скрашивай нам дорогу, — хмуро откликнулась подружка. — Или все же обратно повернем, пока не поздно?

— Вот так дела! — критически хмыкнула я, — А не ты ли сама, с флагами и песнями, меня на эту игру поехать сагитировала?

— Я! — кисло подтвердила Галка, прибавляя скорости. — Но уже передумала…

— Почему? — недоуменно вздернула брови я.

— Страшно, — нехотя созналась она, нервно подергивая щекой. — Не понарошку, а действительно страшно! Витает сегодня в воздухе нечто такое, — она неопределенно прищелкнула пальцами, — опасное, ни фига не сказочное и не новогоднее…

Я промолчала, не найдя подходящих слов, способных опровергнуть столь дикое заявление. Я тоже подмечала это навязчивое угрюмое оцепенение, нависшее над испуганно затаившимся городом, ждущим прихода чего-то древнего и мистического. Так ведет себя попавшая в паутину муха, обреченно предчувствующая приближение голодного паука, проснувшегося от многолетней спячки и вышедшего на охоту…

«Дозор, — вдруг дошло до меня. — Ночной дозор! Это же не наша игра, это фикция, а мы в ней — всего лишь пешки… Но кто тогда призван стать главными игроками?..»

На

улице стемнело. Проезжая часть казалась бесконечным черным тоннелем, уходящим куда-то в пустоту и смутно освещенным ненадежно-переливчатым светом галогенных вывесок над витринами магазинов. Впрочем, эта часть города являлась более старой, удаленной от центрального проспекта, а поэтому здесь почти не попадались шикарные бутики и, следовательно, было намного темнее и тише. Город то ли вымер, то ли отсыпался впрок, устав от затяжной праздничной гулянки. Мы чувствовали себя крайне неуютно, из окна машины наблюдая проплывающие мимо нас безликие серые стены домов, еще вчера казавшиеся столь привычными и надежными. Я вдруг ощутила — сама реальность непредсказуемо утратила свои нормальные очертания, приобретая налет зыбкой инфернальной мистичности, идущей вразрез с приземленным человеческим мышлением и разбивая его на мириады крохотных алмазных осколков. Осколков иных, абсолютно чуждых нам миров, лежащих за гранью бытия. А наш город выступал в качестве некоего пропускного шлюза, на краткий миг связавшего меня и то, что просыпалось, мучительно прорываясь сквозь барьер веков и вновь становясь явью. Город ждал… А вместе с ним ждала и я…

Снег перемешивался с дождем, толстым слоем облепляя прогнувшиеся под его тяжестью ветви деревьев. Жилые кварталы одевались в белые маскировочные халаты, пытаясь укрыться, спрятаться от подкрадывающегося извне хищника, способного сожрать всех и вся. И в этой зыбкой белизне проглядывало что-то невыразимо траурное, обреченное…

«Черт, — беззвучно ругалась я, потрясенная происходящей с Екатеринбургом метаморфозой. — Да что же это такое? Похоже, погода сбрендила окончательно, наслушавшись разговоров о глобальном потеплении…»

Внезапно я различила высокую мужскую фигуру, неподвижно стоящую посередине дороги и возникшую словно бы из ниоткуда. Я ошарашенно моргнула, надеясь — вот сейчас странное видение пропадет, но оно не исчезало. Наша машина неслась прямо на незнакомца, почти незаметного за снеговой завесой. Его бледное лицо, длинные, свободно распущенные по плечам серебристые волосы и белый кожаный плащ идеально сливались с разбушевавшейся природной стихией, становясь ее неотъемлемой частью. Я еще успела заметить его бескровные губы и совершенно пустые прозрачные глаза — светло-серые, словно подтаявший речной лед. И единственным ярким мазком, который резанул мне по глазам, был невозможно красивый обнаженный меч с волнистым лезвием, зажатый в руке этой фантасмагоричной мужской фигуры и полыхающий ослепительным светом…

— Проснись! — острый, словно бритва, голос полоснул требовательным призывом, вызывая неконтролируемый ужас и дрожь узнавания чего-то привычного, просто временно затерявшегося в недрах памяти. Я так и не поняла, на каком именно языке он прозвучал, но ощутила болезненное покалывание в кончиках пальцев, постепенно распространившееся на все мое тело. — Проснись…

До белоснежной фигуры оставалась жалкая пара метров…

— Галка, — истошно заорала я, — мужик по курсу машины!..

— Ты че?! — визгливо хохотнула подруга, протестующе тряся пергидролевой челкой. — Дорого же! Ни один патентованный красавчик, включая симпатяшку Билана, столько не стоит…

— Блин, щас ведь собьем! — Я схватилась за руль «феррари» и крутанула его в сторону. Автомобиль вильнул вбок, чуть не зацепив даже не потрудившегося шелохнуться незнакомца, проводившего нас пустым, ничего не выражающим взглядом…

— Тебе жить надоело? — сердито поинтересовалась хорошо приложившаяся лбом о приборную панель подруга, потирая назревающую шишку. — Ты чего на руль, как на любовника, кидаешься?

— Мы же его чуть не задавили! — Я ощущала противную струйку липкого пота, сбегающего у меня между лопаток. — Садись потом в тюрьму за какого-то умалишенного…