Второе рождение Клоса (сборник)

Збых Анджей

— Еще есть вопросы? — спросил полковник. — Тогда все, если говорить об оперативных планах. А теперь оберштурмфюрер Штедке проинформирует вас о мерах по обеспечению безопасности в нашем тылу.

Штедке медленно приподнялся с кресла:

— Сегодня я отдал распоряжение, касающееся обязательного выезда местной молодежи на работу в Германию. В этих целях они должны немедленно явиться в комендатуру. Мы не рассчитываем, что многие явятся добровольно, поэтому завтра же будут приняты меры, чтобы найти добровольцев. И мы найдем их, даже если они укроются в мышиных норах…

Полковник фон Зангер зевнул, демонстративно закрывая рот ладонью. Клос встретился с ним взглядом. У полковника было скучное выражение

лица, видимо, ему изрядно надоела пустая болтовня оберштурмфюрера Штедке.

5

Клос, вытянувшись, удобно устроился на диване, над которым висел коврик с кисточками, и подумал: как мало нужно, чтобы превратить эту простую комнату в настоящее мещанское гнездышко. Этот ужасный коврик, нелепая старомодная этажерка на тоненьких ножках с одной-единственной книжонкой «Майн кампф». (Другую книгу — «Справочник фронтового врача», которую Клос только что просмотрел, он положил под голову.) На верхней полке этажерки красовались семь фарфоровых слоников, из которых самый маленький был размером с палец, а самого большого Клос не смог бы даже поместить на ладони.

Неужели Марта возит все это с собой? Ее нередко перебрасывают с одного места на другое, она разделяет нелегкую судьбу фронтовых офицеров, и перевозка всего этого уродливого скарба была бы просто абсурдом.

Посмотрев на висевший на стене старомодный телефонный аппарат с ручкой, Клос подумал: странно, почему еще нет звонка, ведь он оставил номер домашнего телефона Марты Бехер дежурному унтер-офицеру штаба. Он пришел сюда, уверенный, что не застанет Марту дома. Она еще не возвращалась после ночного дежурства в госпитале.

Проходя мимо дома с облупленной штукатуркой, в котором размещался прифронтовой госпиталь, Клос увидел подъезжавшие один за другим грузовики. Из них выносили раненых солдат и офицеров вермахта. Он знал, что Марта теперь возвратится домой не скоро, он сам своей информацией в Центр о запланированном немцами наступлении прибавил ей работы в госпитале. Клос решил воспользоваться ключом, который дала ему Марта. Хотелось немного побыть одному, вытянуться на ее пусть уродливом, но достаточно удобном диване и проанализировать последние события.

«Могло, например, быть так. — Клос усмехнулся, посмотрев на портрет спесивого фюрера, висевший на стене. — Разжиревший начальник штаба дивизии сидит в бункере на переднем крае. Ему нельзя отказать в отваге. Он не принадлежит к тем штабистам, которые издалека наблюдают за развитием разработанных ими боевых операций. У него грузная, тяжелая фигура, но это не мешает ему появляться в опасных местах, поближе к передовой. Ему всегда везет. С самого начала войны его даже не поцарапало. Итак, он сидит в этом бункере, жует погасшую сигару, прислушивается к лязгу танков, занимающих исходные позиции и медленно передвигающихся без освещения. Начальник штаба пристально смотрит на полевой телефон: он лихорадочно ожидает донесения об окончании концентрации дивизии».

И вот точно в три пятьдесят пять (Клос, как и начальник штаба, посматривал на быстро бегущую секундную стрелку часов и уснул на рассвете) зазвонил наконец телефон в бункере и начальнику штаба доложили о полной готовности к наступлению и о том, что на стороне противника не замечено никакого движения. Он так и не закончил этого разговора. Его оглушила артиллерийская канонада, и он, взбесившись от злости, начал кричать в телефонную трубку, что прикажет расстрелять идиота, который без приказа преждевременно открыл огонь, но, когда ему доложили, что это русские начали наступление и залпы советской артиллерии и танков нанесли внезапные тяжелые удары по сконцентрированным немецким танковым войскам, застигнутым врасплох, он перестал ругаться, пораженный, как и остальные, этой неожиданностью.

Было

ли все это так? Этого Клос никогда не узнает. Толстый начальник штаба уже больше никогда не побывает на переднем крае обороны. О его гибели Клос узнал утром. Одно было ясно: неожиданные удары советских войск полностью дезорганизовали немецкое командование, нанесли гитлеровцам значительные потери в живой силе и технике и позволили советским войскам продвинуться на несколько километров вперед за линию обороны немцев.

Разработанный где-то свыше, в штабе корпуса или армии, план, поставивший перед танковой дивизией полковника фон Зангера боевую задачу прорвать фронт и углубиться в оборону противника, выйти на оперативный простор, чтобы соединиться с 33-й дивизией в южном направлении, был полностью сорван. Гитлеровскому командованию не удалось загнать русских в котел. И больше того, немцы сами оказались в окружении.

О поражении немецких войск на этом участке фронта сразу стало известно не только командованию, но и многим солдатам и офицерам вермахта. А горечь поражения помнится долго, ведь многие из солдат заплатили жизнью за авантюру своего любимого фюрера и командования.

Требовалось немало времени, чтобы залечить раны, восполнить потери, поднять моральный дух войск. В таких случаях, как правило, назначают следствие, ищут виновных. Но кто мог подозревать Ганса Клоса в том, что именно он передал советскому командованию информацию о точном времени и месте немецкого наступления? И кто мог представить, что Ганс Клос будет одним из тех, кому поручат вести следствие по этому делу? А сам Клос предвидел это, потому и оставил номер телефона дежурному штаба, зная, что командир дивизии полковник фон Зангер обязательно начнет с ним разговор об этом. Клос, тщательно проанализировав прошедшие события, приготовился к беседе с ним. Он намеревался высказать полковнику свое предположение, что причиной поражения дивизии могла быть утечка секретной информации о запланированном наступлении в штабе корпуса или армии… Конечно, господин полковник не может и мысли допустить, что кто-то из его офицеров оказался предателем…

— Не предателем, предательство я исключаю, — сказал фон Зангер двумя часами позже, когда Клос с оберштурмфюрером Штедке стояли вытянувшись перед командиром дивизии.

Клос был удивлен спокойствием фон Зангера и его умением владеть собой. Он ожидал, что полковник побелеет от гнева, начнет стучать кулаком по столу, однако фон Зангер, как всегда, был холоден, спокоен, уравновешен.

— Предательство в моей дивизии исключаю, — повторил он, — но болтливость допускаю.

— Извините, господин полковник, — воспользовался Штедке минутной паузой, — но я не могу исключить предательства.

Полковник снял очки, не спеша протер стекла замшей, заморгал ресницами.

— Даю вам, оберштурмфюрер, возможность лично найти и выявить предателя. И пока я не буду иметь доказательств, что среди моих офицеров оказался человек, который передал противнику такую важную информацию, позвольте мне, господин Штедке, остаться при своем мнении. Жаль, что этот случай наложил позорное пятно на нашу дивизию. И смыть этот позор мы сможем только в боях с врагом, только успешным результатом следующей операции. Я должен иметь гарантию, что в нашей дивизии ничего подобного больше не случится. В офицерском казино работают русские девушки, это правда? А может быть, кто-нибудь из господ офицеров, — брезгливо скривился фон Зангер, — находится в интимных отношениях с этими иностранками? Одного слова, неосторожно сказанного при них, могло быть достаточно. С сегодняшнего дня в офицерском казино должны работать только немки. Нельзя забывать, что большевистские агенты работают где-то поблизости, и работают активно! — Полковник надел очки и окинул офицеров пристальным взглядом.