Второе восстание Спартака
Шрифт:
– Американ, – проворчал Панас. – Хоть сейчас в комиссары пиши. Побачь на одяг, Кость, добре побачь. Яка одзнака у него на пуговицах?
Хлопчик присмотрелся:
– Совдеповьска, вуйко Панас, гвяздка с серпом и молотом...
– О то...
– Вы ж сами, вуйко, казали, що на аэроплане одзнака американьска...
– Казав. Бо так и есть. Живали в той Америке, ихние одзнаки ни с чем не спутаем... Вот только этот сукин кот на американа похож, як я на фильмову актрису. Звыклый совдеповский морд, аж тошно...
–
– А добже бы жид, – оживился и сопляк с нехорошими нотками в голосе. – Эй ты, драный. Не жид будешь?
– А в самом деле, хлопче, – сказал невозмутимый Панас, словно гвозди вбивал неторопливо. – Спускай штаны, быстренько, як справна шлюха перед клиентом. Пользуясь ученым оборотом, сделаем экспертизу, бо, сам разумеешь, жида сразу видно...
– Слушайте... панове! – воскликнул Спартак негодующе.
Панас неторопливо расстегнул кобуру, достал увесистый черный «парабеллум» и привычно передернул затвор, так что он на миг сложился домиком. Поднял дуло на уровень Спартакова лба и сказал с прежним спокойствием:
– Тебе ж сказано человеческой мовой: спускай штаны и кажи хозяйство. По разговору и по личности вроде не похож, но кто ж знает наверняка...
Глаза у него нехорошо сузились. Ясно было, что пристрелит и усом не поведет. Задыхаясь от злости и унижения, Спартак справился с пуговицами и, продемонстрировав требуемое, бросил с вызовом:
– Уж не посетуйте, панове – чем богаты. Кому как, а я доволен, да и дамы не жаловались что-то...
– Застегнись, – пробурчал Панас, пряча «парабеллум» и с некоторым разочарованием покачивая головой. – Сам бачу, що не жид...
– А може, вуйко Панас, он этот... современный? – заторопился шкет, поддергивая на плече винтовочку. – Необрезанный, а все равно – жид...
– Остынь, – веско ответил Панас, даже не оборачиваясь к нему. – Тебе, сдается, еще долго уяснять насчет порядка. Каковой у немчуков зовется красиво и четко – орднунг... Словцо-то каково, будто на камне... Порядок должен быть. Если не обрезан, значит, не жид. Жалко, конечно...
– А то, – вздохнул третий. – И жидочку було б грустно, и людям веселее некуда...
Ох, не нравились они Спартаку, решительно не нравились, и не в ударе дело: они были из какого-то другого мира, в котором он никогда прежде не бывал, со своими законами, неизвестными, но заранее отвратными...
– Панове, – сказал он, словно в холодную воду бросался, стремясь побыстрее избавиться от давящей неизвестности. – Кто вы такие, в конце-то концов, позвольте осведомиться?
– Отрекомендуемся – легче станет? – хмыкнул безымянный третий.
– Ясность появится, – сказал Спартак.
– От то-то, – проворчал тот. – За що ни зацепись, вам, комунякам, подавай полную ясность, як на блюдечке, без того...
– Постой, – сказал Панас. –
– Яки у них офицеры? Без погон? Я ж паментаю, у них на воротнике одна геометрия – уголки, полосочки... Разве ж то офицер – без погон и с геометрией на воротнике?
– С вострономией, – подмигнул юный Кость.
Панас терпеливо сказал:
– С астрономией – это було у австрияков, чего ты по молодости лет помнить не можешь. Но именно так и було: не на погонах гвяздки, как у Российской империи, а именно что на воротнике. А самое, я вам скажу, смешное – то, что гвяздки были шестиконцовые, в доподлинности как у жидов. Панове австрияки жидов терпеть не могли, совсем как я, а вот гвяздки отчего-то были шестиконцовые, даже у генералов... Вот. А у совдепов – именно что геометрия. Ты, хлопче, навязем говоря, кто будешь по воинскому чину?
– Да так, – сказал Спартак осторожно. – Как-то около того, и вообще...
– А может, он – нижний чин? – громко предположил юный Кость.
– Сомневаюсь, – сказал Панас серьезно. – Бомбовец – офицерская функция, это ж не винтовочка, какую могут навесить любому молокососу, вот тебя хотя бы взять... Аэроплан, – он значительно поднял палец, – принадлежность офицерская, как всякая сложная военная машинерия... Ну, хватит языки чесать. О чем мы серьезно начали? Ага. Хлопец, я так подозреваю, офицер, хоть и совдеповский. А коли он не жид, то и потехи не буде. А надлежит его, согласно порядку и дисциплине, предъявить.
– Кому? – не удержался Спартак.
– Ну не чащобному ж лешему, – пожал плечами Панас. – Наличной власти. Каковой является германское командование.
– А вы тогда кто? – тихо, серьезно спросил Спартак.
Панас так же серьезно разъяснил:
– А мы, хлопче, – панове украинская варта. Или, щоб тебе було понятнее, господа жандармерия из щирых украинцев. Имеем тут дислоцироваться для пригляда за ляхами, которые есть элемент подозрительный и безусловно относящийся к недочеловекам. Ты не смотри, что мы в цивильном – это мы запросто по утреннему времени гуляем. А для официальных надобностей и форма имеется – все честью по чести, как полагается.
Он достал тяжелый серебряный портсигар, раскрыл, приготовился было запустить туда пальцы, но в последний момент передумал, протянул раскрытый портсигар Спартаку. Третий недовольно пробурчал:
– Еще табачком голубить совдепа...
– Учись, друже, быть мыслью выше обычного холопа, – сказал Панас спокойно. – Осознавай державность картины. Хлопец – офицер, хоть и вражеский, мы тоже не быдляке хвосты крутим. Здесь потребна шановность. Да ты бери, бери, у тебя ж вон пальчики желтые, значит, смолишь...