Второстепенный: Плата
Шрифт:
От его потемневшего вида и чёрных глаз, пробуравивших душу, мне стало ну очень неуютно. А огонь в жилах всё набирал и набирал напор, затрещала голова... В общем, сохранять достойный настрой для диалога у меня сил не осталось.
– Сэр, давайте потом, а то я сейчас лопну! У меня, вообще-то, сверхчувствительность, и она никуда не пропала! Давайте вы сначала передадите всё Владыке по вашему эльтскому вай-фаю, а потом будете пытать со злодейским видом?! Честное слово, я вам даже подыграю. Буду закатывать глаза и постанывать: «О, сэр! Да, сэр!»
От страстной высокой ноты, с которой были сказаны последние слова,
– Шут, – проворчал он. – Почему вы такой шут, Волхов? Говорили же серьёзно…
– А почему вы по-серьёзному не понимаете? Ждёте, когда я сбавлю градус вашего нуарного пафоса? – фыркнул я и прикрыл глаза, чувствуя, как жар закрутился воронкой и хлынул в солнечное сплетение. Спину выгнуло в судороге наслаждения. Руки вцепились в широкие плечи, и страстный стон получился сам собой: – О! О, да, сэр!
Жар всё не кончался. Я бился в его руках. Корион слушал, слушал, и по белым щекам медленно разливался румянец, делая его похожим на сказочную Белоснежку. К моему безграничному восторгу. Обычно алхимик реагировал на слияние куда сдержаннее. Неужели ему там что-то ещё дополнительно нашёптывали? Владыка любитель подсмотреть? Или у эльтов и такое в порядке вещей? Они ребята со всех сторон коллективные… Да и ничего такого Корион не делал, это я с ума сходил.
– Прекратите немедленно! – взорвался он. – Мы помогаем Владыке выплести заклятье, здесь идёт решающий бой, а вы срываете весь настрой! Вы хоть отдаёте себе отчёт, что вас слышит весь земной шар?! Или вы и у хирургического стола такой?!
– Ещё хуже… О-о! Классно-то как… – у меня даже пальцы на ногах поджались.
– Что за нелепое существо! У всех побратимы как побратимы, и только мне достался шут человеческий… – прошипел Корион и закрыл глаза.
У него даже уши полыхали. Я шально улыбнулся и закинул руки ему на шею.
– Вы такой красивый….
– Волхов, вы несовершеннолетний! Пожалейте мои нервы, в конце-то концов! Я женщин люблю! Женщин! – Корион прислушался к невидимым собеседникам и разъярился ещё больше. – В этой жизни – только женщин!!!
А, то есть в предыдущих были варианты?
Я хмыкнул, откинул ему голову на плечо, хватая воздух ртом частыми глотками, и позволил сиянию затопить меня с головой. Бок с бедром резанула слабая, даже какая-то пикантная боль. Тьму перед глазами расцветило алым, затем белым, и поток вдруг подхватил, понёс. Я хлопнул крыльями, подхватил розовым опереньем тепло и выпорхнул прямиком на Владыку. Златовлас сидел на полу Больничного крыла, пел, запрокинув голову, и неспешно раскачивался с сидящим напротив него Альвахом в одном причудливом ритме. Выводил тонко-тонко, как не каждая девушка может, а Альвах вторил ему низким гортанным голосом, больше похожим на вой ветра в трубе. Венец телепата врезался ему в голову так, что на висках запеклась голубая корочка от крови. Бабочки рассыпались вокруг них в затейливом танце, и эльты, рассевшиеся вокруг, тоже раскачивались и тянули каждый свою ноту, глядя в пространство остекленевшими глазами. Рты никто не раскрывал и даже, кажется, не дышал. Может быть, эта песнь слышалась мне не обычным слухом? Вокруг Златовласа и Альваха медленно заверчивалась солнечная воронка.
Сразу стало ясно, почему Орден был Золотой Розы. Со стороны творящееся колдовство действительно походило на розовый бутон.
Я даже на несколько секунд поддался ритму и знакомой силе, позволил бабочкам увлечь меня в их танец и забылся бы, но встревоженное конское ржание не позволило.
Да, это был мой верный Ай. Он испуганно топтался в углу между тенями, перебирал вывороченными копытами и бил в свернувшуюся кольцами тень. Тень знакомо шипела, ругалась и изворачивалась в попытках укусить, пробраться мимо. Ай отступал, но упрямо мотал рогатой башкой.
Я слетел к ним, оседлал вечно мокрую спину и поймал Змея за шею прямиком в очередном выпаде.
– Попался, Яшка, змеюка ты моя подколодная! – заявил я в ошарашенно выпученные зенки и радостно рассмеялся.
– Ты! Ты что делаеш-шь? – зашипел Змей, возмущённо обвиваясь вокруг руки. – Ты что, гад, делаешь?!
Я обернулся на Владыку, и вдруг поймал на себе ошарашенный взгляд. Синие нечеловеческие глаза Судьи смотрели прямиком на меня – и видели! Видели меня, келпи, Змея и танцующих в ослепительных солнечных лепестках бабочек. Увидев их, Альвах затаил дыхание и робко улыбнулся, когда одна из них села ему на руку.
– Семнадцать, действительно семнадцать, – он с трудом оторвался от них, внимательнее присмотрелся ко мне и расцвёл окончательно. – А ты теперь восемнадцатый…
Ай заржал, когда Змей рванулся из рук.
– Детка, куда идти?
– Ты что делаешь?! – всё надрывался ползучий гад.
Я послал Верховному Судье улыбку и, озарённый неожиданной мыслью, позвал:
– Илмариона! Забирай своих детей отсюда и поскакали!
В общее пение вплелись ещё голоса. Неспешно переступая белоснежными ногами, из лунного света соткалась кобылица. Блеснули роскошью фиолетовые волосы. Илмариона провела рукой по макушке Златовласа, ласково улыбнулась Альваху и взмахнула невесомыми рукавами одежд:
– Ко мне!
К ней спорхнули не только бабочки. Из стен и леса, из-под разрушенных башен и бойниц к ней потянулись тени. Все как на подбор остроухие, тонкие, высокие, совсем неземные. Они встроились в цепочку, схватили друг друга за руки, кто-то подал ладонь Илмарионе, и она крепко её схватила.
– Иди первым, – сказала мне Владычица. – Я за тобой.
Я поудобнее перехватил матерящегося Змея и подмигнул Альваху:
– До скорой встречи!
А Змей всё извивался, шипел, плевался ядом. Бесполезно. Я горел, и яд с шипением испарялся прямо с рук безо всякого следа.
– Что ты возмущаешься, Яша? – спросил я. – Твоё обожаемое дерево снова на месте. За ним ухаживать надо, садик растить, а ты всё в войнушку никак не наиграешься!
Я легонько толкнул Ая в бока. Келпи промчался сквозь туман, звонко цокнул копытами по мосту, легко перепрыгнул быстрые воды Безымянки и, взметнув комья влажной земли в огороде, остановился на тропке у цветущей яблоньки.
Там были все. Бабуля с Зоей бодро делали бороздки, ямки и клумбы под посев. Волх ставил свои обожаемые улья у бани, а Кайракан и Овто таскали брёвна к малиннику, строя свеженький сруб новой избы.