Второй Беличий Песок
Шрифт:
Были правы все те, кто цокал о повороте к весне - морозы ушли, ветер стал сыроватым, а снег если и валил, то большими тяжёлыми хлопьями. Огромные сугробы, наваленные за зиму, стали оседать и тяжелеть прямо на ушах; грызи полезли сбрасывать снег с крыш, где его скопилось особенно много, воизбежание обрушения под весом. Вообще же в это время наступал пик активности всяких перевозок и переносок, потому как в половодье большая часть дорог превратится в непроходимое болото. Основные объекты цокалища были соединены укреплёнными дорогами, где этого сделать было нельзя - просто широкими канавами, по которым немудрено пустить лодку; однако чтобы связать прочными дорогами все избы,
На указанный срок все начинали загодя запасать сырьё для деятельности - у кого какое, кому целый поезд нужен, а кому и одна сумка. Тут следовало основательно раскинуть ушами, чтобы не остаться без дела при почти полной невозможности перемещения; некоторые промдворы и группы гнёзд, расположенные в низинах, достать можно было только при совершенно крайней нужде. Осиновые перелески стояли по пояс в талой воде и зачастую там плавали на лодках, а не ходили в сапогах, настолько глубоко наливалось. Река практически сливалась с общим затоплением окрестного леса, так что потом в любой канаве можно было услышать рыбу - которую, как правило, вытаскивали и выпускали обратно в реку.
Конец зимы означал завершение сезона волокуш на лыжном ходу - им следовало успеть вернуться в депо, пока путь не растаял. Одним из наиболее критичных моментов для зимников - ледяных трасс, являлось пересечение крупных рек, таких как Жад-Лапа. Обычная толщина льда могла не выдержать тяжёлого паровоза, так что поверх колеи намеренно намораживали ледяной мост толшиной в шаг и более, чтобы уж точно не провалился. Весной этот мост мог стоять не только до ледохода, но и во время - если под ним загодя пробить туннели для спуска воды, тогда массивный кусок льда мог не таять до тех самых пор, как используются трассы.
Вышеуцокнутый Шушка Треожисхулт, какой-то там родич Ситрик по пух знает какой линии, сначала действительно пошёл в школу. Однако грызь это был настолько нестайный, что скопление белок действовало ему на нервы и надолго его не хватило. Бельчонок быстро пристроился хвостом за очередным грызем из семьи и в итоге оказался на ледяной переправе. Крупные грызи несколько дней кололи лёд и таскали воду, а Шушке полапняли не особо обременительное, но весьма критичное - слушать, как оно.
Старый Выудыш, построивший на своём веку не менее чем допуха таких переправ, провёл Шушку по объекту и показал, что именно нужно выслушивать и чем это чревато. Выслушивать в основном требовалось наличие или отсутствие трещин, а чревато это было провалом паровика под лёд, что вообще мимо пуха. Бельчонок вспушился, сбегал домой за шапкой и фляжкой с горячим чаем, и теперь весь день тусовался по переправе; ночью его заменяла белка постарше, и хотя постарше она была значительно, грызя это слегка грызло. Идти сурковать, оставляя на морозе на всю ночь белочку, казалось не в пух - тем более что Айна казалась очень симпатичной и вызывала у небольшого белкача ещё не особенно осознанную симпатию.
Как бы там ни пробыло, Шушка ходил вдоль ледяного моста, каковой соединял берега Жад-Лапы, цокал встречным грызям о том, как оно, и слушал лёд на предмет трещин. Выудыш предуцокивал, что широкая трещина может быстро заполниться водой и примёрзнуть сверху, так что ни в едином разе не будет обязательно видна издали - по сути, она и вплотную может быть не видна. Возможно терпения Шушки и не хватило бы надолго, чтобы постоянно таращить уши на однообразный лёд, но он вспоминал про Айну; вдобавок, на реке кроме как льда, больше ничего и не имелось, чтобы отвлечь внимание. Ну и до кучи, по переправе то
Паровоз-зимоход двигался без особенного шума, с шипением пара, скрипом механизмов и хрустом льда под ведущими колёсами; лыжи, на которых стоял локомотив и вагоны, при скольжении издавали едва заметный шум. Вслуху этого поезд чаще можно было заметить по столбу дыма, а не по звуку - на полном ходу паровоз дымил вовсю. Громоздкая железная бочка с деревянной кабиной плавно проходила повороты лыжни, таща за собой вагоны; часто их было около десяти - грузовых, платформ, и для перевозки грызей. Шушка знал, что самый обычный паровоз - это тип "Л", или "ЛеммингЪ", и умел различать его серии от первой до седьмой по характерным признакам.
Однако более всего бельчонок любил попыриться на прохождение огромных "Соболей", тяжёлых трёхкотловых паровозов - такой монстр тащил за собой до сорока обычных вагонов! Соболёвый поезд оказывался такой длины, что занимал всю переправу - когда локомотив выезжал с реки, хвостовой вагон только заезжал! Даже Шушка соображал, что это и есть наиболее критичный момент, когда на переправу ввален максимальный груз - вся масса льда могла сдвинуться, образовав провалы или трещины. Впрочем, когда поезд уже катился - оставалось только таращиться ушами, все предосторожности принимались до, но никак не во время. Регулировки на шушкиной переправе не имелось, все поезда шли в одну сторону - обратный мост находился в трёх килошагах выше по реке.
Шагая по уже как следует утоптанной тропе вдоль ледяной колеи, Шушка часто размечтывался о том, что когда-нибудь будет водить такие паровозы, лучше всего соболёвые, и пушная грызунья Айна будет махать ему лапкой, когда состав проедет мимо её гнезда... Так, что-то не в пух, подумал грызёныш, и мотнул головой. Ослушавшись, он понял - чуткое ухо уловило еле слышимый треск под ногами. Бельчонок вернулся назад и разглядел подозрительный участок льда - не совсем такой как остальной лёд, но и не особо похожий на полынью. Шушка вытащил из-за пояса топорик на длинной ручке и проверки ради врезал по льду, замахнувшись со всей дури.
Раздался хруст ломаемой корки и плеск воды. От полной неожиданности Шушка выпустил из лап ручку, а когда понял и попытался схватить её - топор уже пошёл на дно, как топор. Грызь едва сам не загремел в пробитую полынью - как он прошёл по ней и не провалился, непонятно - видимо, прошёл в стороне. Вспушившись от внезапности, он ослушал событие подробно и подробности ему не понравились - выходило, что как раз одна из вмороженных под колею ледяных труб развалилась - Выудыш показывал на пальцах, что происходит - отколовшийся кусок затягивает под основной слой льда и уносит течением. Наморду была та самая жажа, ради которой он несколько дней топтался тут, как овца на лугу, и это даже обрадовало. Шушка хотел цокнуть кому-нибудь об этом, но огляделся и понял, что никого нету.
Став соображать дальше, бельчонок прижал уши. Согласно инструкциями, цокнутым заранее и более-менее запомненным, в случае эт-самого, которое теперь было наморду, следовало взять в лапу красный флажок и идти на поворот пути, дабы оттуда отсигналить приближающемуся поезду - или отсигналить раньше, если не успеть дойти. Кислота состояла в том, что флажок был обмотан вокруг ручки топорика и теперь вместе с оным лежал на дне. Грызунёнок уставился на полынью и на пустые лапы, после чего стреканул по тропе вдоль колеи, надеясь добежать до горки; однако, пройти столько неспеша, за пару килоцоков, и пробежать - совсем разные пески, так что скоро он выдохся и упал. Подняв голову, Шушка услышал поверх заснеженных крон деревьев движущийся фонтан дыма. В воздух взлетели вороны, как они всегда это делали при приближении поезда, и закаркали - что впрочем для ворон не удивительно.