Второй фронт Иосифа Сталина
Шрифт:
Всех других до Москвы благополучно довезли, и вот их имена и должности:
премьер-министр МНР Амор Гданбугин;
председатель Малого хурала МНР Дан-сорон Доксом;
министр здравоохранения Галинлыб Сайри;
министр юстиции Гампылын Ланши-Цодол;
министр финансов Добчин Санжи;
министр скотоводства и замледелия Зундуев Нурбу-Доржи;
министр торговли Ламдин-Суруну Шаг-дор-Жаб;
министр торговли и промышленности Рэчинэ Миндэ;
первый секретарь ЦК Монгольской Народно-революционной партии Доринжаб Лубсан Шарап;
секретарь ЦК Монгольской Народно-революционной партии Ульзуйто Бадархо;
заместитель главнокомандующего Монгольской Народно-освободительной армии Дамба-Готобин;
начальник общей части Политуправления
министр внутренних дел Хаса-Очир;
заместитель министра внутренних дел Насын Тохтого Нерин-Мурид;
секретарь МВД Гендын Жамсаран;
начальник Управления погранвойск Пильжитмаги Бальжинима;
начальник отдела мест заключения Дамбо-Чимидин (Чимит);
начальник Особого отдела МВД Чампойл Батосухз;
начальник 1-го отдела Гуржан Ценде-Сурун;
начальник Секретно-политического отдела МВД Нерендо Чилит-Доржи;
начальник строительного отдела МВД Дыжид Осор;
заместитель начальника Секретно-политического отдела МВД Дамба Ценде;
заместитель начальника отдела контрразведки МВД Санжи Базао-Хонда;
разведки МВД Санжи Базар-Хонда;
помощник начальника следственной части МВД Цеидуев Сосоржан;
начальник шифровального отделения Готоб Цаган;
начальник Увурхангайского отдела Цибик Долгоржан;
начальник пограничного разведпункта Чимик Бордухо;
начальник отделения отдела контрразведки Гуро Аракча Нырен-Орог:
начальник отделения Мунко-Гомбожабин;
начальник 1-го отделения Секретно-политического отдела МВД Делик Галсан-Пунцунок;
начальник отделения 3-го отдела МВД Готоб-Сурун;
начальник Арахангайского аймачного отделения Идам-Суреней Бимбо-Жаб.
Что делали в тюрьме с этими несчастными все эти два года, ведомо одному Богу да еще их следователям. У меня же такое ощущение, что с ними просто не знали, что делать, а потому, накрутив стандартные обвинения в шпионаже, на время про них забыли, Уже победоносная Красная армия побила японцев при Халхин-Голе, уже комкор (тогда еще - комкор) Г. К. Жуков поблагодарил лично начальника Политуправления монгольской армии (а кого же еще благодарить, коли все остальные - в тюрьме?) за помощь в великом сражении, и полусумасшедший от пережитого маршал Чойбалсан (могли ведь и его тоже, свободное дело...) вышел из запоя, а эти "железные маски" все сидели и сидели. И тут - война. И всех их расстреляли. В один день. И дружба советского и монгольского народов засияла новыми красками...
"На костер пойдем, а от своих убеждений не откажемся!"
Среди многочисленных обитателей Бутырской тюрьмы летом сорок первого года был художник-иллюстратор, член Союза художников СССР Григорий Георгиевич Филипповский. Именно благодаря ему удалось кое-что узнать о злоключениях академика Вавилова. Вот как зги воспоминания изложены в книге Марка Поповского "Дело академика Вавилова".
"Когда Филипповского втолкнули в камеру, то среди сидящих, лежащих и стоящих заключенных он сразу заметил странную фигуру: пожилой человек, лежа на нарах, задирал кверху опухшие ноги. Это был академик Вавилов. Он лишь недавно вернулся после ночного допроса, где следователь продержал его стоя более десяти часов. Лицо ученого было отечным, под глазами, как у сердечного больного, обозначились мешки, ступни вздулись и показались Филипповскому огромными, сизыми. Каждую ночь его уводили на допрос. На рассвете стража волокла его назад и бросала у порога. Стоять Николай Иванович уже не мог, до своего места на нарах добирался ползком. Там соседи кое-как стаскивали с его неестественно громадных ног ботинки, и на несколько часов он застывал на спине в своей странной позе".
Но пришел конец тюремным мучениям, и судила Вавилова Военная коллегия Верховного суда СССР в составе: диввоенюрист Дмитриев, диввоенюрист Суслин, бригвоенюрист Климин и секретарь суда.
"Предварительным и судебным следствием установлено, что Вавилов с 1925 года явлвлся одним из руководителей антисоветской организации,
Вавилова Николая Ивановича подвергнуть высшей мере наказания - расстрелу, с конфискацией имущества, лично ему принадлежащего. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит".
Обжалованию в судебных инстанциях приговор действительно не подлежал, но оставалась призрачная надежда на помилование, Вечером того же дня Вавилов пишет письмо Калинину: "Обращаюсь с мольбой в Президиум Верховного Совета о помиловании и предоставлении возможности работой искупить свою вину перед Советской властью и советским народом.
Посвятив 30 лет исследовательской работе в области растениеводства (отмеченных Ленинской премией и др.), я молю о предоставлении мне самой минимальной возможности завершить труд на пользу социалистического земледелия моей Родины.
Как опытный педагог клянусь отдать всего себя делу подготовки советских кадров. Мне 53 года".
Только 26 июля стало известно, что в помиловании Н. И. Вавилову отказано.
Вавилов пишет письмо Берии:
"Первого августа 1941 года, то есть три недели после приговора, мне было объявлено в Бутырской тюрьме Вашим уполномоченным от Вашего имени, что Вами возбуждено ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР об отмене приговора по моему делу и что мне будет дарована жизнь".
8 августа. И еще раз - ему же:
"...мог бы закончить в течение полугода составление "Практического руководства для выведения сортов культурных растений, устойчивых к главнейшим заболеваниям"... В течение 6-8 месяцев мог бы закончить при напряженной работе составление "Практического руководства по селекции хлебных злаков" применительно к условиям различных районов СССР".
Мы уже никогда не узнаем, было ли Вавилову известно, что тогде же, летом сорок первого, в какой-то из московских тюрем (да уж не в той ли же и Бутырке?) томился Леонид Ипатьевич Говоров, его старый, еще со студенческих лет, друг а потом и сотрудник, доктор биологических наук, работавший в знаменитом ВИРе - Всесоюзном институте растениеводства. В Леониде Ипатьевиче, старом русском интеллигенте, еще были живы представления о настоящей дружбе и истинной порядочности, а потому, узнав об аресте Вавилова, он помчался из Ленинграда в Москву. Вот он дойдет до товарища Сталина и все ему расскажет, он раскроет товарищу Сталину глаза на то, что это за великий ученый - Николай Иванович Вавилов и что это за подлецы сидят в НКВД. Так его не то что к Сталину - даже к ничтожному Маленкову не допустили. А по возвращении в Ленинград арестовали. Несколько дней не спавший и ничего не евший, разбитый морально и физически, он послушно поплелся за чекистами в "Кресты". А потом вернулся в Москву - теперь уже на казенный счет. 9 мая 1941 года Военная коллегия Верховного суда СССР по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации приговорила Говорова Л. И. к смертной казни. В исполнение приговор был приведен 27 июля 1941 года.
На следующий день были расстреляны еще двое выдающихся генетиков и соратников Вавилова - заведующий отделом генетики Всесоюзного института растениеводства и завкафедрой генетики растений ЛГУ Георгий Дмитриевич Карпеченко и заведующий кабинетом селекции ВНИИ эфиро-масличной промышленности Борис Аркадьевич Паншин.
А для самого Вавилова жаркое лето сорок первого сменится лютой зимой сорок второго. И человек, который навсегда мог избавить планету от голода, 26 января 1943 года умер в Саратовской тюрьме,