Второй Грааль

Шмерцек Борис фон

Продолжая терапию, ученый одновременно пояснял, что делал: уколы и раствор для внутривенного вливания содержали множество витаминов и гормонов. Позже, днем, Энтони Нангала получит инъекции нативных клеток.

— Другими словами, вы пройдете целиком первый этап моей терапии, — сказал Гольдман. — Так же, как и сенатор Блумфилд, которому я провел подобные манипуляции несколько минут назад. После вчерашней операции вы даже обгоняете его на шаг. Вы можете стать первым человеком, перешагнувшим возраст в тысячу лет.

Энтони Нангала

теперь ничего не понимал.

— Зачем вы это делаете? — спросил он.

— Неужели так трудно догадаться? Конечно, чтобы исследовать вас.

— Исследовать?

— Мы будем регулярно контролировать состояние ваших органов, брать пробы, чтобы выяснить, как моя терапия действует в условиях пониженной температуры тела.

Брать пробы! Слово отозвалось в голове Нангалы приглушенным эхом. Он с трудом понимал то, что для Гольдмана звучало как нечто само собой разумеющееся.

— Даже если ваша терапия подействует, в чем я сомневаюсь, — сказал он, — неужели вы всерьез полагаете, что я тысячу лет буду безропотно терпеть ваши постоянные обследования?

Что, собственно говоря, вообразил себе этот сумасшедший ученый? Что он, Нангала, будет из благодарности целовать ему ноги? Как только он выберется отсюда, то позаботится о том, чтобы Гольдман и все его сотрудники как можно скорее оказались за решеткой.

— Боюсь, что у вас нет другого выбора, — холодно возразил Гольдман. — Вы слишком ценны для науки, чтобы я мог вам позволить уйти.

Прошло несколько секунд, прежде чем Энтони Нангала осознал значение его слов. Он почувствовал, как кровь отлила от лица.

— Вы хотите продержать меня под замком тысячу лет? — пробормотал он.

Гольдман холодно улыбнулся:

— Не правда ли, слово «пожизненно» в вашем случае звучит как-то по-особому?

Рейхан Абдалла чувствовала себя слабой, еще более слабой, чем в течение прошедших дней. С тех пор как она снова приступила к работе у доктора Гольдмана, она чувствовала, как ее силы убывают.

У нее был перерыв в работе почти на год, чтобы поберечься и преодолеть кризис. Кажется, никто всерьез не верил в то, что она когда-нибудь снова выйдет из больницы. Однако она мужественно боролась с болезнью и победила, по крайней мере на этом этапе. Правда, она не знала, что будет с нею дальше.

Она поборола слезы и отогнала подступающее отчаяние. «Не сдаваться!» — приказала она себе. Но это было совсем не просто, когда каждое движение стоило усилий и легкое щекотание в носу вызывало смертельный страх. ВИЧ, уже восемь лет бушевавший в ее организме, собирался вновь стать господином над ней, наверное в последний раз. Она почувствовала, что дрожит.

Но до тех пор, пока она работала в группе доктора Гольдмана, у нее, по крайней мере, была надежда. Не только для нее. Для мужа, заразившего ее этой ужасной болезнью, для сына, с самого рождения страдающего СПИДом. Рейхан Абдалла вовсе не хотела

жить сотни лет. Ее единственной целью было дожить до нормальной старости.Она мечтала увидеть своего сына выросшим и иметь больше времени, чтобы простить мужу роковую любовную интрижку. Она хотела еще детей — и когда-нибудь внуков. И еще она хотела сделать подарок всем другим ВИЧ-инфицированным: шанс на нормальную жизнь. Только по этой причине она согласилась здесь работать.

Доктор Гольдман, который в свое время принял ее на работу в качестве ассистентки лаборатории, знал о ее болезни, вызванной ослаблением иммунитета. Он с самого начала ей объяснил, что его исследования могут быть полезными также пациенту, страдающему СПИДом. Благодаря его разработкам по стимуляции способности деления клеток тела замедляется процесс развития ВИЧ. Гольдман считал, что благодаря его методикам больные СПИДом смогут жить от пятидесяти до восьмидесяти лет.

Рейхан почувствовала прикосновение к плечу.

— С тобой все в порядке?

Она так глубоко задумалась, что просто забыла, где находится. В операционной нативных клеток. Она повернулась. Перед ней стоял Мустиль Масуф, араб лет сорока, дочь которого страдала от преждевременного старения организма. Девочке было только девять лет, а выглядела она как семидесятилетняя женщина. Жестокая причуда природы, так называемый синдром Гетчинсона — Гилфорда, или прогерия. По словам доктора Гольдмана, если все пойдет хорошо, у несчастной девочки также появятся шансы на выздоровление.

По той или иной причине, но каждый здесь заинтересован в успехе проекта, подумала Рейхан. Она ответила Мустилю Масуфу:

— Спасибо, все хорошо. Просто сегодня от слабости я едва держусь на ногах.

Мустиль снова углубился в свою работу. Он расстелил на хромированном столе стерильную салфетку и разложил на ней хирургический набор, вынув его из герметически запаянного пакета.

Рейхан постаралась прогнать усталость и натянула латексные перчатки. При мысли о предстоящей добыче свежих клеток мурашки пробежали по телу. В последний раз она помогала при этой процедуре незадолго до того, как была помещена в больницу, — более года тому назад. Долгая пауза повысила чувствительность ранее закаленной нервной системы. При мысли о том, что ей предстоит в течение следующих полутора часов, она почувствовала себя глубоко несчастной.

«Думай о том, ради чего ты это делаешь», — внушала она себе. Тем не менее воспоминания о прежнем занятии вызвали в ней отвращение. Большей частью свежие клетки получали от коз или овец, но оказалось, что эти клетки плохо подходят для человеческого организма. Поэтому в конце концов для добычи свежих клеток стали использовать шимпанзе, по приказу шейха Ассада доставлявшихся из Заира и Конго. Благодаря их близкому родству с человеком теперь терапия проходила с заметно меньшими осложнениями.