Второй после Солнца

Белладоннин Игорь

Зато теперь уж никто, даже сам великий Аркаша, не мешал ему устроить кэтч. Это развлечение он открыл для себя несколько месяцев назад, случайно сведя вместе священника с коммунистом, – и оно ещё не успело ему наскучить.

Моё первое боевое задание – разведка вокзала. Со мной на дело идёт старуха-калмычка: она играет роль японской туристки в шортах – несмотря на не летнюю уже погоду – и с фотоаппаратом. Я – переводчик при ней.

– Похожи, похожи, – зубоскалит Витюша на прощание, – вылитые братья Рю 86 .

В случае провала – чтоб немедленно харакири! – сурово добавляет он и оглушительно смеётся.

86

Братья Рю – Хасимото Рю (Рютаро) – премьер-министр Японии, известный, в частности, дружескими отношениями с Б. Н. Ельциным, называвшим его братом.

Мы тоже улыбаемся: Витюша заряжает нас хорошим, правильным настроением, и с таким настроением мы приходим на Рижский вокзал.

Моя спутница безумно стесняется своего наряда, особенно шорт: хорошо, что краска стыда не особо заметна на её смуглом лице. Я говорю ей примерно по-японски, она отвечает мне, наверное, по-калмыцки.

– Улыбайтесь, – говорю я ей как бы по-японски, наводя фотокамеру, и она обнажает в улыбке все свои двадцать четыре металлических зуба.

На нас откровенно и нагло пялятся вокзальные обитатели.

«Посмотрю я на ваши рожи, когда мы возьмём вокзал», – злорадно думаю я.

– Вот этого, суку, самого наглорожего, мы первым к стенке поставим, – говорю я почти по-японски.

– Лучше вздёрнем, – отвечает мне по-своему моя калмычка.

Ко мне привязывается старуха из местных – ну прямо Витюшин кадр.

– Купите штаны, новые штаны за десять рублей, – пристаёт ко мне эта мадам.

«Подстава? – думаю я. – Витюшин суперагент?»

– Не надо штанов, – на безупречном японском отвечаю я, – штаны у меня уже есть.

Старуха понимающе смотрит на меня, крестится, но отстаёт.

О. Валентина Аркаша встретил светлой и ясной улыбкой, как и подобает встречать практически святого. О. Валентин ответил ему такой же светлой и ясной улыбкой: он ещё не знал, что снова обречён Историей биться с Павлом.

– Ну давай, святоша, – предложил Аркаша, потушив улыбку, – учёною беседой развей мою печаль – ты это умеешь.

– О чём печаль твоя, сыне человеческий? – задушевно спросил о. Валентин.

Был он широк лицом, бородою и душой и могуч духом и телом.

– Душа моя просится вон, наружу! – провоцировал святого Аркаша. – Давай же, начинай копаться в этой изменнице, подобной гнойной загнивающей ране! Тебе ведь неведома анестезия, ты, пёс Господень, тыкаешь свой щуп наугад и по степени моих корчей определяешь, интересен ли тебе этот уголок меня. А уголков у меня немало: душа моя, конечно, не столь широка, как твоя, но всё ж изрядна.

– Что ж, и потыкаю, – сказал о. Валентин, воодушевляясь ввиду такого богоугодного дела. – Где моя кочерга? Раскалена ли она докрасна?

Аркаша

понял, что боец достаточно разогрет для схватки.

– Пошли. А помогать тебе будет ещё один известный богослов – Павел Волгин! – торжественно провозгласил коварный Аркаша, распахивая дверь в гостиную.

– Итак, кочерга против шашки, – резюмировал о. Валентин, натужно улыбнувшись при виде Павла.

– Гражданиний, – обратился Аркаша к Павлу, – и гражданинус! – обратился он к о. Валентину. – Кэтч, сходитесь.

Они сошлись. «Моча и пиво, хвост и грива не столь различны меж собой!» – с упоением думал Аркаша.

– Страшно далеки вы от народа! – первым ударил Павел – ударил наотмашь.

О. Валентин зашатался, но устоял. Острижен по последней моде, как денди солнцевский одет, был он непрост, как неправда.

– Вот люблю коммунистов, – парировал о. Валентин. – За что люблю их? За правду.

– Не люблю попов, – Павел продолжил атаку. – Не люблю за ложь, за елей, за обман трудового народа, за обслуживание интересов правящих классов.

– И опять прямо в точку, что есть – то есть, – сокрушённо покачал головой о. Валентин, – И ещё симония 87 , непотизм 88 …

– А я вот уважаю церковь, – вставил свое веское слово Аркаша, решивший немного подыграть Павлу, ранее неоднократно битому о. Валентином, – особенно нашу церковь. Действительно, основная общественно-полезная функция церкви в нашей стране – обслуживание интересов Государства путём освящения тех его действий, которые без такого освящения могли бы показаться сомнительными – и что же в этом плохого?

87

Симония – продажа церковных должностей и духовного сана.

88

Непотизм – раздача церковных должностей и санов родственникам; о. Валентин, очевидно, намеренно употребляет слова, незнакомые Павлу.

– То есть, любых его извращений? – попытался уточнить Павел.

– Тебя учить – только портить, видишь, ты сам всё знаешь лучше меня. С извращениями или без них, но отношения между партнёрами вполне современные, рыночные, они строятся на основе долгосрочных соглашений – и это очень прогрессивно, это – образец для всех прочих, пока отстающих церквей! Каким видится мне подобное соглашение? Да очень простым, состоящим всего из двух статей. В статье первой должно говориться о том, что Высокая договаривающаяся сторона, Церковь, обязуется прикрывать сверху (с неба) любое действие, любую политику, кроме откровенно антицерковной, Высокой договаривающейся стороны, Государства.

– То есть, Государство заказывает Церкви услугу: благословение своей политики, прикрытие этой политики сверху, с неба, – на лету схватывал политэкономически подкованный Павел; он уже видел новую главу в своём бомбе подобном труде. – И чем же оно ей платит за это?

– Об этом – в статье второй. В статье второй должно говориться о том, что Государство обязуется обеспечить Церкви условия, особо благоприятные для её функционирования вообще и для её бизнеса в частности. Итак, в нашу рациональную эпоху всё просто: Государство – это политическая крыша Церкви, Церковь – это божественная крыша Государства. Но я отвлёк вас, извиняюсь, продолжайте.