Второй прыжок с кульбитом и пистолетом
Шрифт:
— Тоша, а тебе не надо купить хлеба?
Тамара сказала это таким тоном, что нам сразу стало понятно: да, надо купить хлеба. Впрочем, пройтись по свежему воздуху тоже не помешает. Тихий летний вечер, почему бы не проводить девушку? А на косые взгляды бабушек можно не обращать внимания — пусть будет им еще один повод для перемывания косточек.
— Значит, приглашаешь меня в свою группу?
В коротеньком летнем платье она вышагивала рядом, но не близко — демонстрируя солидную дистанцию. Все-таки мы не пара влюбленных, а группа людей, устремившихся за хлебом. Грива смоляных волос
— Приглашаешь меня в свою группу?
— Настаиваю на этом, — твердо заявил Антон, стараясь смотреть в сторону.
— В клубе гипсового завода я первым номером иду, — усмехнулась она. — А здесь буду на припевках у заслуженной артистки.
— Именно так, — согласился Антон. — Припевкой, тенью, и на втором плане.
— И зачем это надо? — искренне удивилась она.
— Это первый шаг, за которым скрывается собственная дорога. Мы засветим тебя, а дальше ты пойдешь своим путем.
— Куда я пойду, Тоша? — Тамара вздохнула. — Ты думаешь, меня не звали в оркестр на «зеркалке»? В рестораны тоже звали. Фигня. Я на гипсовом заводе работаю, между прочим, в плановом отделе. А музыка, так… Для души.
Ладно, первый камень брошен, круги по воде пошли. Вернемся к этому разговору позже.
Глава двадцать пятая, в которой трудно назвать вечер томным
Торчащая из окна киоска голова продавщицы Люськи пронзила нас рентгеновским взглядом. Господи, боже мой, и эта дамочка уже Антона ревнует! И ведь ни малейшего повода не давал…
— Хлеба нет, — отрезала она категорически.
— А вот не надо было ей итальянские сапоги дарить, — ехидно заметил Антон.
Тут не поспоришь, парень прав. Переборщил я с благодарностью за очередной мешочек пятнадцатикопеечных монет. Но кто мог подумать, что в торговых кругах обычные сапоги на шпильке считаются шикарным подарком и признанием в любви?
— Граждане, будете чего брать? — нахмурилась Люська. — Мне закрываться пора.
— А дома хлеба нет… — растерянно пробормотала Тамара.
— Возьмите ржаные батончики с изюмом, — смилостивиласьпродавщица. — Хорошие булочки, в накладной написано «диабетические».
Ну, раз для диабетиков, Антон тоже взял. Качественный товар, тут без обмана.
На пустыре, за воинской частью, парень оглянулся. Приобняв Томку, поцеловал в висок.
— Тоша, ты чего? — вяло возмутилась она без попытки вырваться. — Люди кругом!
В сгущавшихся сумерках прохожих на пустыре не наблюдалось, это было понятно им обоим. Мне тоже.
— В субботу иду на свадьбу, двоюродный брат пригласил, — прижавшись бедром, перешла она к основной теме прогулки.
Иногда женский магнетизм способен резко изменить настроение — у Антона, вместе со скачком давления, мысли полностью вылетели из головы. Улетучились, аки дым. Парень потерялся и, пока он целовал девичью шею, мне пришлось собраться. В редких разговорах наедине мы не упоминали родственников. Политику тоже не затрагивали. Мы вообще мало говорили на отвлеченные темы при встрече — во время репетиции некогда,
— Ничего не знаю о твоей родне, и никогда не слышал о родителях.
— Они рано умерли, — выдохнула она. — Об этом как-нибудь в другой раз.
— Как скажешь…
— Меня тетка воспитывала. Что это такое, знать тебе не надо. И трудно передать словами мою радость, когда после школы переехала в институтское общежитие. Девочки-соседки были в шоке, а я как будто возродилась вновь. Как здорово, когда никто не стоит над душой, ты представляешь?
С высоты моего жизненного опыта такое понять несложно, однако понимание сейчас проявлять не стоило.
— Слушай, а у вас роду были цыгане? — наконец-то я задал давно занимающий меня вопрос.
Тома снисходительно хмыкнула:
— Ну, ты даешь, как будто по мне не видно!
С этим мне пришлось согласиться, но дальнейших пояснений не последовало.
— Тетя Манушак заведует сельским Домом культуры, и я там с детства пела и танцевала. Меня все знают, и на свадьбе обязательно потащат к микрофону. Так что нужна новая песня.
— Всего одна песня?
— Избитые шлягеры петь неохота. В последнее время ты столько нового принес в оркестр… Целую кучу. Можешь для меня чего-нибудь сыскать?
— Для тебя? — ответно хмыкнул я. — Может быть, не одна кучка найдется.
— Здорово! — Тамара смущенно зарделась — «для тебя» было сказано с ласковым прикосновением.
— Сирелис! — подсказал Антон. Тетрадку еще не опробованных заготовок он проштудировал тщательно.
— Сирелис, — согласился я.
— Никогда так не говорил… Это ты мне? — вспыхнула она. — Спасибо…
— Тебе тоже, сиралир. А песня называется «Сирелис», — не стал спорить я. — Ее недавно написал композитор Армен Мандакунян.
— Не слышала о таком, — нахмурив лобик, удивилась Тамара.
— Он эту композицию придумал в Соединенных Штатах. Поэтому вслух упоминать автора нежелательно.
Я тихонько напел:
Гитем сирум ес индз у лалис ес такун сирелис.
(знаю, что любишь меня и тайком плачешь, любимый)
Хервиц хуру
(далеко вдали)
Авах нэра гэркум байц дэр индз ес ду гэркум
(увы, но в её объятиях ты меня до сих пор обнимаешь)
Сирелис
(любимый)
Инчу аса инчу
(почему, скажи, почему?)
— Так эта песня на армянском? — изумилась она. — И откуда так хорошо знаешь язык, Тоша? Мне казалось, пару слов по-нашему тебе связать сложно…
— Папа служил в Армении, — мягко пояснил я. — Ты в курсе, что Турция наш геополитический противник?
— И это он говорит армянке?! — Тамара даже покраснела от гнева. Жестом примирения мне пришлось снова прикоснуться к ее руке: