Второй шанс — 2
Шрифт:
Ну, что тут скажешь, здорово! Перед моим мысленным взором материализовался образ будущей книги, правда, какой-то нечёткий, во всяком случае, цвет обложки и картинка на ней то и дело меняли вид.
11-го числа вышел апрельский номер «Юности» с какой-то тундрой и таящими снегами на обложке. На этот раз продолжение моего романа стартовало на 7 странице, а финишировало на 39-й, уступив всю 40-ю страницу стихотворениям какого-то Валентина Берестова. У нас каждый второй, научившись более-менее складно рифмовать, мнит себя поэтом, такое же впечатление у меня сложилось, и когда я глянул на опубликованные в журнале
Уже на следующий день позвонил Полевой.
— Привет, я слышал, что твой роман «Молодая гвардия» собирается выпустить отдельной книгой. Мои поздравления, это, как ни обидно мне, редактору журнала, сознавать, всё же другой уровень. Гонорар матери на сберкнижку перечислили… Получили? Ну и отлично. А как твои дела с новой книгой? Дописываешь? А тут по поводу твоего романа нам уже первые письма приходят. Штук тридцать пришло, пожалуй…
— Да? И что пишут?
— По большей части отзывы положительные, иногда даже, я бы сказал, восторженные. Кто-то узнаёт себя в главном герое, во всяком случае, во многих его поступках и в том, как складывалась судьба Вити Фомина. Но есть и такие, кто пишет, что такого быть не могло, всё высосано из пальца и вообще роман попахивает очернительством советского власти. Это они ещё дальше не читали, там, чувствую, такой крик поднимется… Ну и хорошо, я считаю, резонанс — какой бы он ни был — свидетельствует о том, что произведение задело людей за живое. Кстати, ты позапрошлую «Литературку» не читал? Почитай, там по тебе проехались… хм… слегка. Но близко к сердцу не принимай, старикам делать нечего, вот они и поливают молодых конкурентов.
Купить «Литературную газету» не удалось, все экземпляры в киосках шаговой доступности оказались давно распроданы. Пришлось идти в читальный зал библиотеки, листать подшивку. Действительно, какой-то С. Г. Колунов писал, что в произведении совершенно не раскрыт механизм перемещения главного героя. Что у нас нет таких вот мажоров, а все молодые люди с энтузиазмом строят коммунизм и в частности БАМ. Одним словом, автор слишком юн, имеет извращённое представление о реальности и вся его книга (это при том, что вышла пока лишь четвёртая часть романа) попахивает дилетантизмом. Даже странно, подчёркивал автор, как такой большой профессионал от литературы Борис Полевой взялся за публикацию этой «поделки».
Вот же гнида, подумал я, возвращая подшивку на место. Повстречался бы ты мне, М. Г. Колунов, в тёмном переулке, намял бы я тебе бока. Ладно, что толку ворчать, даже у Толстого с Достоевским хватало критиков, что уж обо мне, как бы начинающем писателе, говорить. Да и, в конце концов, положительных отзывов, если верить Полевому, куда больше. Я и сам знал, что роман вызовет у читающей части советских граждан неподдельный интерес, а то, что без ложки дёгтя не обойдётся, можно было и самому догадаться.
Из-за вечерних занятий в ДОСААФ, которые начинались в 6 вечера, пришлось пожертвовать одной репетицией и одной тренировкой. Книгу опять приходилось писать урывками, вернее, дописывать — я как раз приступил к заключительной главе. По причине постоянной занятости с Ингой встретиться всё как-то не получалось. Репетиции, тренировки, книга, финал которой уже маячил перед глазами…
— Максим, зачем ты мне это подсунул?! — жалостливо простонала она в трубку. — Я читала — и у меня слёзы стояли в глазах. Особенно когда герой эссе вспоминал, как он сопровождал цинковый гроб с телом убитого в Афганистане солдата, и как этот гроб выгружали из грузового вагона на глазах матери, у которой это был единственный сын. Ой, вот говорю, а у самой в носу щиплет и ком в горле стоит… Максим, неужели такое могло бы случиться?
Не то что могло бы, а случится, хочется сказать мне, но вслух я говорю:
— Знаешь, в последнее время я что-то активно взялся за изучение политических и экономических процессов в стране и мире, и на основании сделанных мною расчётов то, что я описал в этой рукописи — как один из вариантов развития истории. Хочется, конечно, чтобы всё это только на бумаге и осталось, но зачастую наши желания расходятся с действительностью.
— Я тебе твоё эссе завтра занесу, — сказала она.
— Кому-нибудь давала читать?
— Да, дядя Серёжа брал на один день. Увидел рукопись у меня на столе и попросил почитать. А что, нельзя было?
— Ну почему же, пускай, ничего страшного.
Эхе-хе… Не удивлюсь, если в один совсем не прекрасный момент этот дядя Серёжа вызовет меня к себе на ковёр.
— Ему, кстати, подполковника только что присвоили и в должности повысили. Это я подслушала его разговор с папой на кухне.
— Ух ты! — не совсем натурально обрадовался я. — Что ж, при случае передай Сергею Борисовичу мои поздравления.
Концовку тяжёлого разговора Инга скрасила новостью, что подобрала во дворе рыжего котёнка, и не без труда добившись разрешения родителей, оставила его у себя. Дала ему кличку Принц.
— Почему Принц? — спросил я. — А кстати, ты уверена, что это кот, а не кошка?
— Уверена, — прыснула в трубку Инга, — сумела разглядеть. А Принц потому, что ведёт себя соответственно. Ты бы его видел, он даже когда ему миску с молоком ставишь — не сразу начинает лакать, а сначала лапкой морду умоет, потом соизволит мордочку к миске опустить, принюхается и только после этого важно так приступает к трапезе. Вот придёшь в гости — сам увидишь.
В гости… Что-то после того разговора с её отцом меня как-то не очень тянет к Козыревым домой. Я так у них и не был с тех пор. Могу, конечно, зайти, но только когда родителей её дома не будет или появится очень веский повод. А просто так ловить на себе неприязненные взгляды, которых вполне можно ожидать, что-то не хочется.
В середине апреля, как мне показалось, ломка голоса завершилась. Как и в той жизни, сильно брутальных изменений не случилось, но голос явно стал немного грубее. Я снова напросился на приём к фониатру. Ирина Владимировна, осмотрев моё горло, попросила что-нибудь спеть, и по итогам осмотра заявила, что с такими связками, способными выдавать тенор, мне теперь ходить до конца жизни.
Не быть мне Хворостовским или хотя бы Кипеловым. Ладно, могло бы быть и хуже. Хотя бы петь можно теперь, не жалея связок.