Второй Шанс 2
Шрифт:
Утром, едва Саша успел позавтракать, как в дверь позвонили. На пороге стояла Катя держа в одной руке коробку с ампулами гамма-глобулина, а в другой пробирку с кровью бабушки, которую ее мама набрала полчаса назад. Лицо девушки — без малейшего следа от макияжа — выдавало усталость и нехватку сна.
— Привет, Катенок! Что случилось? Проходи. Что-то с бабушкой или дедушкой? — встревоженно спросил ее кавалер.
— Здравствуй, Саша. Случилось, — сказала девушка входя в коридор квартиры. — Папу назначили на должность представителя СССР за границей — в международной организации. Через десять дней нужно вылетать. Сначала в Швейцарию,
— А ты? Летишь с ними или остаёшься тут? Как же твоя школа? А учеба в институте?
— Родители умоляют меня лететь с ними, и бабушка полностью их поддерживает!
«Еще бы ей не поддерживать! — подумал Саша. — Она, как всякая недорезанная большевиками дворянка, наверняка, ненавидит: и Советскую Власть, и нашу страну — всей своей благородной душой. Как же, была столбовою дворянкой, а тут среди простого быдла жить приходится. И, на удачу, внучке такой шанс выпадает. Снова попасть, в так называемый „Свободный мир“ за железный занавес».
— Это понятно, — Саша изо всех сил старался сделать вид, что ему абсолютно безразличен выбор Кати. Но распирающее любопытство взяло верх. — И что же ты решила?
— Саша! — глядя ему прямо в глаза произнесла Катя. — Одно твое слово и я никуда не поеду!
«Если бы мне было шестнадцать, я бы, наверняка, устроил истерику с соплями, слезами и криками призывающими тебе остаться! — мысли вихрем проносились в его голове. — Но ты хочешь, чтобы я принял это решение за тебя. Попросил остаться, хотя, вижу, что ты хочешь ехать. Возможно, ты и останешься, но всю жизнь будешь винить меня за то, что я не позволил тебе уехать. Если бы ты хотела остаться по- настоящему, ты бы меня не спрашивала! А осталась», — он вздохнул и сказал: — Катенок, этот вопрос ты должна решить сама, без всякого давления с чей-либо стороны. Потому что последствия этого решения определят всю твою дальнейшую жизнь и судьбу. Ты ведь очень хочешь поехать? Правда?
— Теперь я вижу, что ты действительно взрослый. Ты меня так понимаешь. Да, Саша, я очень хочу поехать! Я хочу увидеть весь мир! Это мой единственный шанс, который выпадает раз в жизни. И это всего на пять лет! А потом я вернусь и мы поженимся! Нам всего-то будет двадцать один год! Ты ведь будешь меня ждать? Вон, дедушку Сережу бабушка из лагерей пять лет ждала!
«Интересно, кто тебе такое сказал? Точнее, „любезно“ напомнил. Вряд ли ты до такого додумалась сама, — подумал Саша. Уж наверняка, твоя бабушка! Но она забыла тебе уточнить, что когда Сергея Порфирьевича посадили, они с супругой были много лет как женаты и у них, на тот момент, были их общие дети. Их очень многое связывало. А вот ты, Катюша, никуда не вернешься. Никогда. После нашей серой унылой жизни, с нашей относительной бытовой бедностью, там ты окунешься в разноцветный мир великого товарного изобилия и потребления со всеми его роскошными и яркими витринами и соблазнами. И этот яд отравит твою душу навсегда. А когда ты получишь там диплом врача, ты попадешь в их элиту среднего класса с очень высокими доходами. Вряд ли ты захочешь променять свой особняк, который ты сможешь иметь там, на свою нынешнюю квартиру!» — он улыбнулся и сказал:
— Конечно! Спокойно уезжай. Я буду тебя ждать!
— Спасибо, Сашенька! Я знала, что ты самый лучший! Извини, я не пойду с тобой в лабораторию и помочь не смогу. Нужно собирать вещи. Завтра утром мы уезжаем в Москву, и, наверное, сюда уже не вернемся! — взволнованная предстоящими сборами, Катя передала ему коробку и пробирку.
— Ничего страшного! Беги, я сам все сделаю. А вечером занесу готовые препараты к вам домой! —
— Тогда я побежала. До вечера! — она слегка прикоснулась губами к его губам, и, помахав рукой, убежала.
«Получила индульгенцию и довольная умчалась! Сущий ребенок!» — вздохнул Саша, про себя лишь усмехнувшись. Затем, взглянув на пробирки в своих руках, попытался взбодриться и настроиться на рабочий ритм.
Войдя в квартиру-лабораторию, он уныло осмотрелся по сторонам. Нет. Настроения не было. Но свои обещания он привык выполнять.
Он поставил откручиваться — на центрифуге — пробирку с кровью, и включил водяную баню, выставив на ней нужный температурный режим. Все процедуры он выполнял на автомате, а в это время голова его напряженно работала.
Новость, которую сообщила Катя, была катастрофическая. И не потому, что девушка, которая ему очень нравилась, которая как ему казалось, любила его по- настоящему, уезжала. То, что она любила не его, а свою любовь к нему, ему сейчас стало очевидно со всей ясностью. Он был знаком с таким людьми. Они упивались своими чувствами, но именно ими, а не тем человеком, на которых они вроде бы были направлены. И что было с объектом такой любви им было совершенно не важно. Главное, что они лично чувствовали, что такие замечательные и прекрасные, именно потому, что так любят.
«Если бы она меня действительно любила, она бы осталась без всяких вопросов. И она это понимает. И ее совесть это тоже понимает. Ей нужна была всего лишь индульгенция. Она за ней и приходила. А я сам ее отпустил! Сам. Осознанно. И она ее получила. Совесть ее успокоилась и она снова счастлива!» — думал он удаляя плазму крови из пробирки и заливая туда фосфатный буфер для отмывки эритроцитов.
«А любил ли ее я? — продолжал он свои размышления. — Она мне очень нравилась. Ее преданность и забота, когда я лежал без сознания, заслуживает только восхищения. Кстати, почему я говорю о ней в прошедшем времени? Ни это ли ответ? Мое подсознание уже все просчитало и подвело неутешительный для меня баланс? Это была любовь или чувство симпатии смешанное с благодарностью, которому еще только предстояло перейти в настоящую любовь? Наверное, я об этом никогда уже не узнаю».
Он открыл упаковку с ампулами гамма-глобулина, перехватил из резинкой и поместил в нагретую до нужной температуры центрифугу и запустил секундомер. После этого он приготовил изотонический нейтральный раствор формалина нужной концентрации.
«Ничего, не в первый раз мне обламываться с романтическими чувствами! Это я переживу! Что хорошего в этой ситуации?» — он удалил фосфатный буфер из пробирки с эритроцитами бабушки и налил новый. Он знал, что любое событие, даже самое трагическое, наряду с минусами, всегда имеет и свои, часто не очевидные, плюсы. Это закон природы. Плюс и минус всегда вместе, всегда рядом. А понять это ему — еще в юности — помогла древняя китайская притча о крестьянине и лошади, которую он очень любил.
В деревне жил один очень бедный крестьянин. И в одни день он нашел в лесу бесхозную лошадь.
Все в деревне начали говорить, как ему повезло, ничего не было, а тут сразу целая лошадь.
Но крестьянин ответил, что он не знает, хорошо ли это или плохо.
В один день лошадь убежала в лес.
В деревне стали говорить, какой несчастный, так ему повезло, и снова он стал нищим.