Второй Шанс 2
Шрифт:
— За что? Вы на меня напали?
— Мы? Свидетели где? Синяков у тебя не будет. Если что, я тебя так отделаю, что ни одна экспертиза ничего не найдет. Но не это главное. Ты посмел поднять — на мою маму — свои поганые руки. И вот на ее лице, а может и не только лице, есть синяки. Как думаешь, зачем нам ее паспорт.
— Не знаю, и знать не хочу!
— А зря. Мы едем прямо сейчас в судебно-медицинскую экспертизу, где с нее снимут побои. Потом она пишет заявление о том, что ты ее избил. Потом сюда приедет наряд милиции и находит тебя пьяным. Знаешь, чем это все для тебя закончится?
—
— Тюремным сроком. Это раз.
— Я найму хорошего адвоката.
— Найми. Но это мелочи. Мама напишет в партийный и профсоюзный комитеты на тебя жалобы. Не она напишет, значит я напишу! У меня и свидетели есть! Как ты думаешь, может ли домашний насильник, бытовой разложенец и перерожденец, носить высокое, как сказал Академик Сергей Порфирьевич, звание Академика Академии Наук, и занимать место директора академического Института? Вот твои враги-то обрадуются. Наверное, они только и ждут, такого скандала, чтобы свести с тобой счеты! Пробирки мыть будешь в бактериологической лаборатории Мухосранска!
— Чего ты хочешь? — осознав все произошедшее и вмиг протрезвев от нарисованной ему перспективы - быть высланным на далекую периферию, спросил Соколов.
— Значит так. У тебя всего два варианта. Первый. Ты остаешься в этой квартире, пока мы едем в судебно-медицинскую экспертизу, снимаем побои, пишем заявление об избиении, возможно сразу прокурору, и через пару часов к тебе приедет наряд милиции, арестует, и прощай карьера и должность! И кстати, квартира. Осуждённых по уголовной статье, из квартиры можно выписать автоматически. На улице, под забором, после отсидки будешь жить. А я уж постараюсь, чтобы в Президиуме Академии наук узнали и об истории с трицеклином, и об авторах из Казахстана, и кто там открытие скрысятничал. После такого, тебя только полы мыть в медицине возьмут. Хочешь?
— Не хочу, — угрюмо буркнул вор научных идей, — а второй?
— А второй гораздо лучший. Приводишь сейчас себя в порядок. Идем к нам домой. Там падаешь на колени перед своей женой и просишь прощения. Убедительно так просишь! Чтобы она тебя простила. Иначе первый вариант включается.
— Чего-о? Я на колени должен падать? — недовольно спросил домашний абьюзер.
— Встать на колени перед любимой женщиной не грех! — строго сказал Саша, и, вздохнув, печально добавил: — Вот я бы встал и просто так! Если бы мог.
Стоявший в дверях и все слышавший Сергей Порфирьевич, только улыбнулся.
— Ага! То-то она за границу смоталась! — со злорадством произнес Соколов.
— Поговори мне! Это не твое дело. Я продолжаю, — резко сказал Саша, — если она тебя простит, тогда мы едем в судебно-медицинскую экспертизу и снимаем побои, но в милицию не идем. А акт этой экспертизы останется у меня. И твоя жирная задница остается при всех твоих ништяках.
— А зачем нам в судебно-медицинской экспертизе снимать побои, если она меня простит? — спросил будущий лишенец.
— Потому что я очень хорошо знаю таких как ты. Один раз ударивших женщину, и если им это сходит с рук, они не успокаиваются и распускают руки и дальше. И если это еще раз повторится, то тогда, я сам напишу заявление в милицию, и этот
— Когда только ты успел это все узнать, — прошипел потенциальный сиделец ехидно щуря один глаз. — Я все понял и согласен. Сейчас умоюсь и переоденусь.
— Мы подождем тебя тут, — сказал Саша и по хозяйски стал рассматривать квартиру. Соколов скрылся в ванной комнате, откуда послышался звук журчащей воды.
Осмотрев квартиру, Саша спросил дедушку Кати:
— Сергей Порфирьевич, а Вы и папа Кати, точно академики?
— А ты почему спрашиваешь? — посмеиваясь, спросил старый академик.
— Ну квартира этого Соколова, по убранству и количеству дорогих вещей, и мебели, в сравнении с вашими, выглядит как дворец! Одни пошлые фарфоровые слоники в серванте чего стоят! Настоящая мещанская берлога. Смотрите!
— Что?
— Это же портрет этого борова! Ну как император, не меньше! — рассмеялся Саша, указав кивком на потрет Соколова в большой дорогой позолоченной раме, висящей на почетном месте гостиной.
— Ничего смешного тут нет, — с гордостью бросил, переодевшийся и вошедший в комнату, хозяин квартиры, — этот портрет рисовал сам Алексей Павлович Холмогоров! Он через десять лет будет стоить больших денег!
— Похоже, ты любишь деньги даже больше чем я! — рассмеялся Саша, забыв на минуту, что ему всего шестнадцать лет. — Идем! И помни, чтобы она тебя простила!
Соколов закрыл наружную дверь и все отправились в квартиру Ивановых.
Там в гостиной, новый муж мамы стал на колено и слезно просил прощения, списав все на усталость, нервы и алкоголь. Мама Саши, конечно же, его простила, но по настоянию Саши, поехала и взяла в судебно-медицинской экспертизе акт обследования о нанесенных ей побоях. Вернувшись обратно домой, Саша сунул этот акт под нос, уже окончательно протрезвевшего академика, и строго предупредил его, что второго шанса у него не будет. Тот согласно закивал головой и счастливо воссоединившаяся семья убыла в свое четырёхкомнатное семейное гнездо.
— Сереженька, — Анна обняла мужа, — как она могла променять тебя на эту старую противную жабу?
— Она променяла папу на квартиру четырехкомнатную, машину и звание жены академика! — ответил с насмешкой Саша, и вздохнул, подумав про себя: «А кого-то променяли на красивую заграничную жизнь».
Глава 22
Трансперсонавты
Успешно разрешив ситуацию с мамой, Саша продолжил обучение в школе и работу в научной библиотеке Академии Наук — изучая структуру головного мозга и значение отдельных его частей в процессе мышления. Он выяснил, что американский врач и нейробиолог Пол Маклин выдвинул теорию, что человеческий мозг состоит из трех слоев, которые развились в процессе эволюции. Изначально, у простых существ сформировался один участок, а потом, по мере того как позвоночные эволюционировали и становились сложнее, на мозге нарастали и другие части, расширяя его функции.