Второй шанс. Книга 3
Шрифт:
– Благодарю за работу, друг. – Я стиснул его плечо.
Камзол агента пропах дымом и горелой плотью, глаза покраснели, а выражение лица превратилось в маску. Мне не хотелось оставлять его одного разгребать бумаги, но еще прежде, чем я встал, мой стол оказался усыпан депешами из столицы.
Наполнив два кубка, я протянул один из них Дикрану:
– Закончишь здесь сам? Мне пора возвращаться в столицу. Еще неделя – и ко двору начнут съезжаться посольства, приглашенные на свадьбу.
– Закончу, – Дикран ни на миг не
Он усмехнулся и отпил вина, позволяя себе минуту отдыха перед очередным сражением. Я усмехнулся ему в ответ и выдал краткие указания:
– Всех участвующих – казнить, соучастников – в каменоломни. Я не желал вести преступников в столицу, там за них будут ходатайствовать родственники, попробуют отложить казнь, а здесь все сделают быстро.
– Понял, – Дикран отсалютовал мне кубком и вернулся к бумагам.
Простившись с ним кивком, я вышел во двор. Свита потянулась следом, держась от меня на расстоянии. Они, как хищные звери, чуяли мою рану, но боялись подойти ближе.
– Ждите здесь! – велел я придворным, очищенным от обвинений, и свернул в маленький сад.
Среди плодовых деревьев возвышалась небольшая часовня. Ее крутая крыша терялась в переплетении ветвей, а серый невзрачный камень стен превращал здание в траурный призрак.
В саду особенно остро чувствовалось приближение осени. Луноликая Силен властно утверждала свои права – луна еще сияла на небе, прячась за дымной вуалью облаков.
Я горестно вскинул лицо к застывшей ночной красавице:
– Среброкосая! Помоги! Если твоя дочь разлучила нас, позволь хотя бы похоронить тело любимой!
Должно быть, я долго стоял, чутко прислушиваясь, надеясь, что Силен услышит мою мольбу. Когда ледяной сырой ветер пробрался под теплый плащ, я вздрогнул и сделал шаг. Ветер, словно дождавшись движения, бросил мне в лицо охапку облетевших цветочных лепестков с клумбы, а где-то в лесу дружно завыли волки.
Что хотела сказать Луноликая? Скоро осень, ее время… Более не раздумывая, я шагнул к часовне, и остановился: мои руки все еще покрывала копоть, одежду пропитал запах пыточного подвала.
Развернувшись, я отправился в свои покои. Попавшийся навстречу слуга был отправлен за горячей водой для ванны. Через полчаса изумленный камердинер натирал меня мочалкой с доброй порцией миндального мыла, а граф Радолен торопливо раскладывал на кровати чистую одежду:
– Прикажете что-то еще, Ваше Величество? – Парень не верил своим глазам и стремился удержать меня в сознании как можно дольше.
– Приготовь поднос с дарами Светлым и особую охапку цветов и колосьев для Луноликой.
– Сию минуту! – Юный граф вылетел за дверь, едва не прищемив серый рукав тяжелой створкой.
Я же планомерно готовился к посещению часовни: бритье, стрижка. Свежее белье и новенький угольно-серый
Часовня встретила меня теплом и светом. Было горько осознавать, что в последний раз мы стояли в храме Светлых вместе с любимой.
Здесь так же тонко пахло медом и сухими травами. Беленые стены вместо росписи украшали небольшие доски с изображениями подвигов святых. Чисто и бедно, герцог наезжал в поместье только осенью, да реже зимой, а храмы живут подаянием верующих.
Пожилой, хрупкий, как сверчок, жрец встретил меня у входа и без задержки распахнул двери в алтарную часть. Радолен тут же подал поднос с дарами. Медленно я вошел в маленькую комнатку с большими светлыми окнами.
Скромность проявлялась и здесь – вместо витражей высокие окна затягивал пергамент, расписанный поблекшими красками. Но от этого фигуры богов казались более приземленными, близкими, живыми.
Почтив приношением деревянный, раскрашенный желтой краской алтарь Солнцеликого, я перешел к серебристому алтарю Луноликой. Этот алтарь был выполнен из местной голубоватой глины, и его ровным слоем покрывали лепестки и зерна.
Здесь Силен почитали особо. Сотворив краткую молитву, я решительно положил поверх чужих даров приготовленный Радоленом букет, перевязанный серебряной цепочкой.
Дары остались лежать неподвижно, но роженица, изображенная на кромке алтаря, шевельнулась, издав длинный стон, потом качнулась колыбель и мне почудился плач младенца.
– Что это значит, Луноликая? – вслух спросил я, но ответа не дождался, лишь усилился запах диких роз от алтаря Розосветной. Я шагнул к ее алтарю, щедрой рукой насыпая лепестки:
– Эр Розосветная, дарующая и отнимающая любовь! Благодарю за то, что она была в моей жизни! Но почему, почему ты отобрала ее?
На этот раз аромат роз дунул мне в лицо теплым ветром, а в ушах зазвенел смех. Неужели Светлая смеется надо мной?
Последним был алтарь Звесздосветного Нау: к нему я повернулся и неожиданно для себя царапнул кинжалом палец и капнул немного крови на печеный хлеб. В лицо пахнуло свежестью, где-то вдали громыхнуло и снова стало тихо.
Постояв немного в тихой комнате, я вышел. Светлые слышали меня, но их знаки остались для меня непонятны. Проходя мимо жреца, я остановился и снял с пояса кошелек:
– Принеси Светлым дары, дабы душа моей невесты легко прошла радужный мост, а остаток употреби по своему разумению.
– Благодарю вас, Ваше Величество! – Жрец осторожно склонился и принял пожертвование.
Я не стал слушать его более – вернулся в пустые мрачные покои и занялся бумагами: поутру мне предстояло возвращение в столицу.
К ночи пришел Дикран, принес результаты допросов и список заговорщиков:
– Вайнор, взгляни, я расспросил всех и нашел-таки ниточку, ведущую в столицу!