Второй шанс

Носов Павел

Ни на один вопрос, на совете военном вчера поставленный, ответа пока получено не было. Зачем эта парочка здесь оказалась, почему на обоз напали – непонятно до сих пор было. Одно ясно стало: одни они здесь были. Если бы где-то в округе соплеменники их ошивались, ни за что тела бы просто так не оставили. И зверью лесному ничего не обломилось бы. Сами гоблины тушки и скушали бы. Услышав такое, я в ступор в легкий впал, и вопрос ребятам задал резонный: они что, людоеды? Оказалось, очень даже. И родственника помершего, и врага пленного, а то и стариков, и детишек собственных в год, когда очень голодно, схарчат, гурманы палеолитические, за милую душу. А людей? И людей, когда в плен или мертвыми попадаются. Мужчин. Баб используют по назначению прямому, природой предусмотренному, любят они это дело. Мм-да, не нравились мне эти граждане раньше просто с точки зрения эстетической, а теперь не нравятся еще больше. Разногласия у нас с ними появились вовсе непримиримые, кулинарные.

И

что у нас получается? Эти гоблины просто отморозками местными были, невесть куда забредшими? Так оно и выходит. Потому как, если бы разведкой они бы были посланной, то тогда пославшие их всяко заинтересоваться должны были, а где это Тяпкин с Ляпкиным запропастились? Заинтересоваться и поиски устроить, и найти, благо сроку у них сутки почти на это были. А ребятки эти не жители городские, дорогу от компьютера к сортиру теплому с трудом находящие, а самые что ни на есть дикари первобытные, следы читать как Пушкин букварь умеющие. Вот пропади у нас, к примеру, не дай бог, следопыт, по округе бродящий. Мы же этот лес по корешку повыдергиваем, но правду о пропаже узнаем непременно. Орки, конечно, парни попроще малость, но раз обществом живут, думаю и реакции у них схожие будут. Ладно, что гадать-рядить без толку, своих разведчиков надо ждать. А пока и перекусить не мешает.

Мы все, на постой ставшие, уже горячего похлебать успели, когда явились охотники, за следами посланные. Нашли они следы. Как раз этой парочки, мной убиенной. И стало нам совсем все непонятно – следы на восток вели. А на востоке этим хоббитам-переросткам делать было решительно нечего. Лес реликтовый, такой, в котором я спервоначалу оказался, на восток простирался не очень далеко. Дальше, до самой реки, начинались чащобы непролазные, труднопроходимые, для неандертальцев уж вовсе неуютные. По сути, все пространство на востоке от нас, было треугольником, вершиной упиравшимся в городок, а сторонами у него служили река, вот эта дорога, на которой мы стояли, и дорога с заставами, к переправе ведущая. И если два гоблина-дебила между заставами, в принципе, на север могли легко проскользнуть, то какого черта они, до города пол дня не дойдя, на запад повернули?

И еще вопрос встал животрепещущий – а нам что делать теперь? По следам всей толпой переться? Смысла в этом никакого не было.

Да, людское племя называлось Людьми леса. Но это не значит, что они жили в лесах. Нет, в лесах они как раз и не жили. Они умели отвоевывать территории у леса. Занимали естественные поляны побольше, и планомерно их расширяли. Лес валили, выжигали и корчевали, освобождая пространства для огородов, пашен и пастбищ. Они, я думаю, сами охотно бы стали Детьми степей, только их туда не пускали. Да, они охотились в лесу иногда, но именно охотились, и именно иногда. Для боевых действий в лесу они были приспособлены не лучше неандертальцев. По всему выходило, хуже они были для этого приспособлены. Основными козырными картами рода людского в борьбе за дело эволюции были луки и кони. Луками противник уничтожался на расстоянии, всадник мог достать противника копьем или мечом, оставаясь недоступным для ответных действий. В лесу большинство этих козырей мгновенно терялось. В таком лесу, как этот реликтовый, всадник еще мог проехать и лучник еще мог выстрелить. Но, как только лес становился обычным, с подлеском, кустами и буреломом – все, слезай с коней, прячь луки. А в рукопашной драке люди проигрывали здоровенным гоблинам однозначно, если только не имели подавляющего численного преимущества.

И стало руководство отрядное опять затылки командирские чесать, мысли стимулируя. И по размышлению здравому решили мы вот что: пятерка охотников во главе с Уваром идет по следам покойной парочки с целью досконально выяснить маршрут их движения. Трое солдатиков и пара охотников остается на этом самом месте с лошадьми, своими и ушедших охотников, и ждет возвращения следопытов. Остальная часть отряда карательного, поспешая зело, двигается к крепости. Если для обоза неспешного путь в крепость занимал двое суток с ночевкой, то отряд должен был прибыть туда до вечера. Целью этой группы было с утра пройти по дороге на переправу и поискать следы свежие нарушения границ людских. Я порывался пойти с Уваром, но желающих общаться с моим милейшим скакуном в мое отсутствие не нашлось, поэтому я присоединился к группе вкрепостьидущих.

Время дорого, коней пришпорили, поехали. Рысью, шагом. Рысью, шагом. Рысью, шагом. Коняшки у местных были выносливые, да и мой одр теплыми конюшнями избалован не был, продвигались мы ходко. Часов после пяти движения нашли полянку с родником, остановились, сами перекусили, коняшек обиходили, дальше поскакали. Реликтовый лес давно кончился, по сторонам дороги мелькала чащоба первобытная, непролазная. И вот из этой чащи на нас и прыгнул песец.

Мы попали в засаду. Засаду классическую, пособия диверсионные по ней писать можно. Местные все-таки непозволительно расслабились. Ладно я – лопух лопухом в здешних делах, решил, что попал в доисторическую эпоху, все здесь и должно быть ясное и прямое, как единственная извилина динозавра.

Едем неопасливо, спокойно – значит надо так. Это же их земля. Их жизнь, они ее беречь должны всемерно. Почему Борат не отправил веред людей дозором, я не знаю. Не знаю, но догадываюсь. Они здесь привыкли, что жизнь течет и меняется очень неспешно. Так же неспешно меняются методы ведения войны. Сколько десятков тысячелетий прошло, прежде чем лук на войне сменил бросаемый рукой камень? Сколько тысячелетий прошло, прежде чем на поле боя вместо стрел полетели пули? Это в мой век, на моей земле люди жили быстро, и с каждым годом все стремительней и стремительней. В 1994 году не во всякой квартире был домашний проводной телефон, а через десять лет без мобильника мы уже не могли обходиться. В 1994 году персональный компьютер был элементом фантастического произведения, а через десять лет он был в каждом доме неотъемлемым элементом повседневного быта, таким же, как сковорода на кухне.

В этом мире столетиями воевали по одной и той же схеме. Люди леса знали точно – дичи засады НЕ УСТРАИВАЮТ. Точка. И это их знание подтверждал многовековой опыт их предков. Люди леса не были готовы к тому, что жизнь изменится и понесется на них стремительным домкратом. В моем мире новые знания добываются из учебников и из интернета. Здесь за знания приходилось платить кровью.

В первые секунды боя меня спас конь. Зная его чуткий и отзывчивый характер, я не рисковал ехать в общей кавалькаде. В хвосте мне плестись тоже надоело, и я рысил в авангарде отряда. Опережая остальных на два-три лошадиных корпуса. Когда на меня с жутким треском начало валиться здоровенное дерево, Борзый, присев на задние ноги просто прыгнул вперед и вынес меня из-под ствола. Двум следующим за мной дружинникам повезло меньше. Совсем не повезло, дерево упало на них. Это я увидел, когда, резко натянув повод, заставил коня развернуться практически на месте. Еще я увидел, как на всадников, едущих в самом конце колонны, валится еще одно немаленькое бревно, а из густых кустов с обоих концов дороги начинают выскакивать многочисленные гоблины и метать свои копья. Меньше чем за минуту мы потеряли половину отряда.

Мне повезло, что я оказался вне зоны основного удара орочьей пехоты. Они просто не ожидали, что кто-то может оказаться вне ловушки. Позже я понял, почему это стало для них неожиданностью, но это было значительно позже. Пока же ко мне бросилась только тройка дичей, оказавшихся с краю и не успевших вместе со всеми на разгром основной колоны. Я знаю, у меня плохой характер. Возможно даже, что у меня очень хреновый характер, но по сравнению с моим конем я достоин канонизации, как святой. Этот черный отморозок набросился на набегающих неандертальцев аки лев на агнцев, в мгновение сбив и затоптав двоих из них. Единственное, что я успел сделать, это на лету проткнуть копьем третьего, причем проткнуть так неудачно, что копье засело намертво. Конь проскакал дальше, и копье у меня из рук вырвало. Я осадил Борзого, сорвал с пояса свою булаву, и окинул взглядом картину драки. Большая часть дружинников была сбита с коней и погребена под телами добивающих их гоблинов. Мне в глаза бросился Борат, уже без шлема, ужом вертевшийся на своем коне и размахивающий мечом. Жив, курилка.

Я, сильно ударил ногами по крупу вороного, и послал его вперед, прямо на лежащее посреди дороги бревно. Нет, Увару я буду проставляться за эту лошадь до конца жизни, моей или его. Препятствия конь как будто бы и не заметил. Дичи не обращали внимание в нашу сторону, словно уверенные, что место боя ограниченно только упавшими бревнами. Я видел перед собой только их спины и мелькающие в их лапах дубины. Мы с конем обрушились на них черной смертью. Взлетала булава, кроша головы, спины и руки ворогов, бил копытами, давил грудью и рвал их зубами мой товарищ, брызги крови, ошметки мозгов и клочья рыжей шерсти летели до самых верхушек придорожных кустов. Покидав свои копья в самом начале боя, орки, вооруженные только дубинами, достать меня практически не могли. Несколько раз их удары вскользь приходились по крупу коня, раздирая кожу камнями, вставленными в их палицы, но он от этого только еще больше ярился. Мы с ним вертелись на дороге смерчем, убивая все, до чего могли дотянуться.

Их было тридцать. Ровно тридцать, словно кто-то посчитал, и отправил в засаду три отделения. Даже когда стало понятно, что им конец, они не побежали. Они бились до последнего. До последнего, рассеченного от плеча до пояса боратовым мечом, до последнего, сбитого и затоптанного моим конем, до последнего, потерявшего голову под моей булавой. Из них не ушел никто. У нас в живых осталось четверо. Я, Борат, один охотник и один солдат. Все, кто смог усидеть на лошадях. Остальных, упавших с коней, неандертальцы добили. Кого-то проткнули копьями в самом начале, кого-то сбили дубинами с коня и забили на земле, кого-то просто разорвали лапами – сил на это у них хватало. Двоих завалило упавшим деревом. Когда все закончилось, я с трудом остановил бешенного от драки Борзого, похлопывая его по шее и шепча на ухо успокаивающие слова. Потом спрыгнул с седла в чавкнувшую по ногами буро-рыжую жижу, и побрел, ведя коня на поводу, к стоявшим кучкой остатком нашего воинства.