Второй шанс
Шрифт:
– Если с такой интенсивностью продолжат, то сегодня и закончат всё. После этого можно смело записывать нашего участкового в волшебники. Потому что и представить не могу, как это он сподобился на такой подвиг.
Так как дверь в кабинет оставалась открытой, то уже раздевшаяся Галина решила снять нервозность разговорами и выдвинула предположение как раз в стиле своей профессиональной деятельности.
– Если в глухомань вдруг прокладывается дорога, значит, эту глухомань и земли вокруг неё уже скупил какой-нибудь олигарх. Так что вполне возможно, что три заброшенных соседских дома
Наблюдательница у окна скорее вознегодовала от такого циничного предположения, чем приняла его всерьёз:
– Ты, Галчонок, к старости лет всю сообразительность потеряла. Да кому эта гиблая окраина вообще сдалась? Выдумаешь такое!..
– Ладно, прекращаем разговоры! – строго оборвал их академик, уже раздевшийся и тычущий пальцем в лежащую на полу блямбу. – Слушать внимательно!..
После чего не поленился лишний раз огласить всю инструкцию, получить подтверждение, что всё понято, и наконец-то приступить к процессу.
Не в силах удержаться от любопытства, Прасковья метнулась от окна к дверному проёму в кабинет и несколько минут пялилась на светящуюся непрозрачную сферу, которая окутывала обоих участников.
Потом сфера резко исчезла, и единственной зрительнице показалось, что её сестра, находившаяся к ней лицом, стояла с открытыми глазами. Правда, тут же крепко их зажмурила.
Александр первым отпустил старушку, отступил от неё на три шага и стал внимательно осматривать. Через минуту пробормотал:
– Вроде идеально получилось… – и сам поспешил к большому зеркалу в горницу. На ходу укорил замершую на месте напарницу:
– Ты чего не возле окна?
– Да только вот сейчас подскочила глянуть, когда свечение пропало.
Вновь заняв свою позицию наблюдателя, Прасковья продолжила коситься на Коха, а потом и на подошедшую к зеркалу сестру. В принципе, Кох почти не изменился. Разве что взгляд стал более пронзительный и мужественный. Да лысина вновь избавилась от начавших прорастать волосков.
– Ну вот, – скривился академик. – Так и пристанет ко мне прозвище Бритоголовый. Или за больного примут…
Галина бесцеремонно оттолкнула его и стала осматривать себя, нисколько не стесняясь старческой наготы. Её тело все-таки преобразовалось достаточно сильно. Теперь она выглядела этакой подтянутой, спортивной старушенцией лет шестидесяти пяти. Лицо помолодело лет на шесть, не больше. Самое главное было достигнуто: никакого расхождения с паспортными данными быть не могло. Точнее, в паспорте фото имелось намного более раннего возраста, но зато никакие соседи и родственники ничего сверхъестественного не заподозрят.
Старшую сестру теперь интересовали личные физические ощущения младшей.
– Лёгкость внутренняя ощущается?
Та хитро оглянулась на неё, глянула на дверь спальни, куда отправился одеваться академик, и почему-то шёпотом призналась:
– Такое ощущение, что внутри кровь пошла пузырьками и кипит. Взлететь, как тебе, – не хочется, но хочется другое…
– Ну? – Прасковья нахмурилась,
– Ты ведь помнишь, что до шестидесяти лет могла колесо сделать? – последовало несколько смущённое напоминание. – Так вот… еле сдерживаюсь, чтобы не пройтись колесом прямо здесь, сейчас…
– Глупая! Так чего сдерживаешься? Давай!
После такого поощрения Галина решительно выдохнула и пошла исполнять цирковые трюки из одного угла в другой. Раз пять прокатилась под восторженные комментарии сестры, пока не была остановлена строгим голосом Коха:
– Хватит цирк устраивать! Немедленно одеться! И ко мне на предварительный осмотр!
Но когда бойкая старушенция пошла одеваться, он сам не удержался от улыбки, делясь впечатлениями с Прасковьей:
– Во даёт! Всего-то чуть омолодилась, а словно молодая козочка скачет. Всё-таки именно за «встречным курсом» мне видится великое будущее. С моей стороны – всего лишь мизерное старение, ничем не нарушающее общее здоровье организма. А для старого, дряхлого человека – невероятный всплеск физической активности. Представляю, что будет в глубокой древности, когда мы поделимся этим секретом с Приаксом.
– Думаешь, что это обязательно? – сомневалась напарница. – Ведь и так получается, что они начали жить в другой вселенной, а мы остались в прежней.
– Тем более, чего нам опасаться?
– Но ведь буддий говорил о каких-то видениях потомков, которые навсегда остались в ловушках тел предков.
– Ну да, просто не успел до конца рассказать. Вот когда дослушаем все подробности хроник, тогда и буду решать окончательно, как поступить.
Прасковью несколько обидело прозвучавшее «буду».
– Будешь? А почему не «будем»?
Парень залюбовался красотой женщины, но нотки скепсиса в его голосе всё-таки прорезались:
– Не так выразился, извини. Куда ж я без тебя денусь? Будем принимать решение вместе.
– Да? Тогда прислушайся и к моему мнению по поводу Костика. Думаю, что не надо его тянуть третьим в древнюю Скифию.
– Мм?.. Обоснуй, почему?
– Ну как тебе сказать… – задумалась она. – Внешне Цаглиман, конечно же, изменился. Добрый, покладистый, нежный, ласковый. Но я боюсь, что где-то глубоко внутри он остался всё тем же уголовником. Это пока он с нами, он радуется новой жизни. А что будет, когда он отправится получать паспорт своего племянника? Да попадёт опять в окружение дворовой шпаны? Они ведь могут опять его столкнуть не на ту дорогу. А он и так уже много знает.
– Именно, что много, – заметил Кох, в своей манере потрясая указательным пальцем. – Так что сведения о Скифии уже никакой роли не играют. Да и сам факт недоверия скорее оттолкнёт напарника от нас, чем повысит его лояльность. Ну и в тот момент, когда он отправится за паспортом, окончательно удостоверимся в его искренности.
– А если он нас продаст? И предаст?
– Хм! Не забывай о том условии, которым я несколько лет буду держать за жабры и его…
– И меня, и Галину! – продолжила за него Прасковья. – Но ведь Цаглиман может решить, что, завладев дарканой, он сам сможет стать вершителем своей судьбы. Что тогда?