Второй Шанс
Шрифт:
Наскоро позавтракав лапшой пока Аянами моется в душе, я подготовил все препараты, необходимые для перевязки. Процедура проходила как и в прошлый раз, однако скорость регенерации была поразительна: мелкие ссадины уже почти зажили, а гематома стала заметно меньше. И если позавчера кроме жалости тело не вызывало других чувств ничего, то сегодня я понял оригинального Синдзи из аниме, который от такого зрелища потерял не только дар речи, а и равновесие: стройное тело, нежная и шелковистая кожа, белая как алебастр. Под кожей едва видны тоненькие прожилки вен, лишь оттеняющие неестественную бледность. Добавим к этому маленькую упругую грудь с аккуратными сосками, узкую талию и ровные ножки, и мы получим, наверное, самую красивую девушку, которую я когда-либо видел. Впечатление портили несколько маленьких шрамов, но их почти не было видно. Встряхнувшись, я перевел взгляд со всего этого великолепия на унылую коробку с баночками и поспешил закончить перевязку. Увлеченный внутренней борьбой с желанием прямо здесь и сейчас изнасиловать девушку, я потерял концентрацию: обезболивание мигом слетело, а Рей тихонько застонала от боли.
– Рей, у тебя на сегодня какие планы? Просто у нас мало одежды, да и в квартиры нужно кое-что докупить.
– В 12-00 у меня плановое обследование у доктора Акаги. Я не испытываю недостатка в одежде.
– Сказала девушка с оттенком удивления, доставая из комода очередной комплект школьной формы. Вся полка была забита однотипными сине-белыми свертками: их там было штук тридцать...
– Аянами, кроме этой, тебе нужна еще одежда. В обществе не принято ходить в школьной форме никуда, кроме учебных заведений.
– Как ей объяснить, что одежда нужна не только для того, чтобы прикрывать тело от холода, и потому что так ходят другие?
– Разве планируется посещение заведений, требующих определенный дресс-код?
– Желания убиться об стену становилось просто нестерпимым...
– Рей, я просто хочу, чтобы у тебя было больше красивых вещей. Согласись, что в ресторан идти в школьной форме будет крайне глупо.
– Надеюсь, что Аянами не заметила ноток раздражения в моем голосе... Постояв минуту, проверяя, не жмет ли ей нигде и, видимо, удовлетворившись моей работой, девушка начала одеваться. Кажется теперь молчание будет гораздо длиннее: вы даже не представляете, как же я устал отвечать на вопросы. Надеюсь, что постепенно перманентный фейспалм у меня прекратится и я смогу вздохнуть спокойнее. Хотя, чего я жалуюсь? Главное, что мне скучно не будет! Замечаю, что ей одной рукой сложно застегивать блузку и подхожу помочь:
– Давай я застегну пуговицы, тебе ведь сложно.
– Я могу справится и сама...
– Милее зрелища, чем растерянная Рей в застегнутой на две пуговицы блузке, я еще не видел: на бесстрастном лице большие растерянные красные глаза, синие волосы в полнейшем беспорядке, и криво застегнутая полупрозрачная рубашка на голое тело - полнейшая милота. Застегнув на девушке все пуговицы и поправив блузку, иду одеваться сам. Сегодня будет длинный день...
В Токио-3 сегодня было достаточно пусто: мало кто хотел жить в городе, который был готов подвергнуться разрушению в любую секунду. Но персоналу НЕРВа и ключевых служб было некуда бежать, а потому улицы хоть и не были полны народу, но пустынными их назвать было нельзя. Шокированная от такого количества внимания к своей персоне, Рей прижалась ко мне и старалась слиться с окружающей средой и не отсвечивать. Учитывая крайне нестандартную внешность, школьную форму и общую зажатость, получалось у нее это крайне плохо. Путем нехитрых расспросов я узнал еще одну страничку из биографии моей спутницы: Аянами никогда не выходила в город. Она даже не знала никаких маршрутов, кроме как из школы домой, и из дома в НЕРВ. В чем-то я понимал девушку, испытывающую такой дискомфорт в толпе: даже меня начинали бесить пристальные взгляды прохожих. Все, кто замечал Аянами, не оставались равнодушны: либо впадали в ступор от умиления, либо отворачивались, лишь бы не видеть.
Постепенно Рей осваивалась, но все еще слегка боязливо прижималась ко мне, удивленная таким вниманием к своей персоне. Внешность девушки сыграла с нами злую шутку не только на улице: нам пришлось облазить весь город, прежде чем мы смогли подобрать что-то пристойное из одежды. И проблема даже не в самих вещах, а в их цвете. Проблема состояла в том, что волосы Аянами совершенно непередаваемого сине-серебристого цвета, что в совокупности с ярко красной радужкой почти не оставляло шансов найти подходящее сочетание цветов. Консультанты просто сбивались с ног, предлагая популярные, но абсолютно глупо смотрящиеся вещи всех оттенков зеленого и бежевого, завоевавшие японский рынок после Второго Удара. В конце концов, в каком-то заштатном магазинчике мы смогли найти несколько подходящих вещей: синее платье, расшитое металлическими нитями, пару новых блузок и теплый махровый халат, в котором не холодно после душа. Рей очень устала от постоянного внимания толпы, и чтобы немного отдохнуть от суеты и людей, я предложил ей посидеть в кафе-мороженом, находящимся на первом этаже торгового центра. Покупки уже были отправлены домой службой доставки, чтобы не возится с сумками. Решив, что посещение такого ресторанчика будет чем-то новым для моей спутницы, а спокойная атмосфера не будет угнетающе действовать на и так утомленную психику Рей, я настойчиво повернул в сторону яркой вывески.
Внутри заведения было уютно: маленькие столики на двоих, стулья с мягкими спинками и пастельного цвета стены. Компания молодых студентов составила несколько столиков в углу помещения и тихо наслаждалась подаваемым лакомством, лишь изредка врываясь тихими приглушенными смешками. За холодильником, выполненным в форме прозрачной барной стойки, стоял молодой парень европейской наружности. Однако на японском он говорил почти без акцента, причем крайне вежливо. Заказав две порции фисташкового мороженого, я вернулся к занятому нами столику и принялся за лакомство. Съев несколько ложек, замечаю что Рей даже не притронулась к своей порции, и лишь внимательно следит за моими действиями. Решаю немножко похулиганить: взяв ложкой немного вкусностей, прошу девушку открыть рот, после чего отправляю туда мороженку. Девочка послушно глотает вкусняшку, и спрашивает:
– Что это?
– Фисташковое мороженое. Замороженная смесь из молока, сахара и яичного белка. Тебе понравилось?
–
– Взяв чайную ложку, Аянами начинает быстро есть сладость, почти не жуя.
– Не простудись, оно очень холодное.
– Моя младшая сестренка тоже очень любила мороженое, пока была жива.
– Я не подвержена инфекционным заболеваниям.
– Постоянно забываю о том, что она не хрупкая девушка, а искусственно созданная химера: просто не могу смотреть на нее, как на монстра. Вдруг наши аварийные телефоны синхронно зазвонили. Неужели и правда в бой? Я уже скучаю за тем безумным ощущением всемогущества Евангелиона. С предвкушением беру трубку:
– Алло! Да, это Икари Синдзи.
– В трубке ответил грубый мужской голос.
– Сообщите ваше местоположение, чтобы мы могли вас забрать. Доктор Акаги вызывает для проведения имитационного синхротеста.
– Вот и птица обломинго прилетела... Сообщаю охранникам адрес кафе, предварительно спросив его у бармена, и получаю ответ: "Будем через семь минут, ожидайте." Рей ушла в себя, анализируя сегодняшний день. Интересно, к каким выводам она придет в этот раз?
Ехали мы недолго, наверное минут пять. Нас с Рей разделили сразу, рассадив по разным машинам, а в Геофронте я ее уже не видел. В раздевалке возле ангара, куда меня привели, стояла и краснела низенькая и слегка полноватая девушка типично японской наружности. Представившись Майей Ибуки, она стесняясь, протянула мне сине-белое нечто, похожее на мечту фетишистки: контактный комбинезон, так вот ты какой. На это обтягивающее порождение больной фантазии возле сердца крепились две пластины, помеченные красными крестами - автоматическая аптечка, как я понимаю. Девушка ушла, а я принялся раздеваться, аккуратно складируя одежду в шкафчик с надписью "Третье Дитя". Надевалось это недоразумение неожиданно легко, а после нажатия кнопки на запястье очень плотно обтянуло тело. Нацепив нейроконтакты на голову и глянув в зеркало на получившуюся мечту престарелой любительницы мальчиков посвежее, крикнул, что я готов. Охранник, стоявший за дверью, провел меня к капсуле, периодически подозрительно косясь на мою странную форму одежды. Контактный комбинезон абсолютно не защищал тело от холода, а ноги чувствовали малейшую неровность рифленого металлического пола, так что относительно короткая дорога до капсулы получилась изрядной пыткой. Поднявшись по лестнице, забрался в капсулу и откинулся на мягкий ложемент. Бронированная створка закрылась, отрезая меня от окружающего мира. Устроившись в кресле поудобнее, я расслабился и приготовился к синхронизации, стараясь смягчить неприятные ощущения от того, что в мой разум пытаются пробить дыру. Вообще, отмокание в LCL для меня - крайне бесполезное занятие, ведь в контакт с людьми я вхожу и без всякого оборудования. Хотя это не так безопасно, как через переходник, в виде системы А-10, но при этом гораздо полнее и быстрее. Внутреннее пространство начало потихоньку заполняться жидкостью, медленно обволакивающей мое тело. В голове размеренно текли мысли вперемешку с докладами мостика, готовящего программу проведения синхротеста. Аккуратно сливаясь с Евангелионом, я старался провести синхронизацию без рывков и насилия над своим мозгом, постепенно погружаясь в ничто. Однако когда я очнулся уже в новом теле, то чуть не заорал от боли: это был не здоровый и полный сил Первый, а искалеченный огрызок: у него отсутствовали левая рука полностью, правая кисть и обе ноги, а глаза заменены устройствами, которые эмулировали сигналы сетчатки в нервные стволы. Ощущать себя искалеченным огрызком было отвратительно, а так как никаких особых заданий мне на эту синхронизацию не давали, то мне оставалось только два часа бессмысленно отмокать в крови Второго Ангела. Делать мне нечего: ученые заняты сами собой, увлеченно фиксируя параметры мысленного траффика между мной и Евой, так что я решил разобраться с той мешаниной, в которую превратилась моя память в результате моего же косяка. Каждый вдох из-за LCL был медленный и плавный, минимум раздражителей, за исключением боли того Евангелиона, к которому я подключен, но ее легко игнорировать, ведь он - это не я. Закрыв глаза, погружаюсь в воспоминания того, кем я был до смерти...
Лица своих родителей и сестры я помню отчетливо, такими, какими они были в последний наш общий ужин. До этого злосчастного вечера моя жизнь ничем не отличалась от жизни других подростков: учился в школе, гулял, ездил с отцом и его друзьями на рыбалку - обычная жизнь обычного ребенка. Но в один момент рухнуло все: у сестры случился на ровном месте анафилактический шок, а надеяться, что скорая быстро приедет в пригород было бессмысленно. Схватив девочку, они сели в авто, а на следующее утро я уже ехал на опознание двух искореженных и обгоревших кусков мяса: тело сестры так и не нашли. Описывать то, что я тогда чувствовал - бессмысленно. Мне уже было четырнадцать, а потому в детдом принудительно отправить меня не могли. Старшие родственники были против брака моих родителей, и помощи от них ждать было бессмысленно. Так я и начал свою взрослую жизнь.
Продав нашу трехкомнатную квартиру, похоронил родителей, купил маленькую гостинку и устроился в магазин электроники подсобником, продолжая учебу в школе. Друзей особо у меня не было, а ночами мне снился один и тот-же сон: обгоревшее тело с обезображенным и обгоревшим до костей лицом, еще несколько часов назад бывшее моей матерью. С самого раннего детства я открыл в себе способность ощущать то, что чувствуют другие люди, и оставшись один, я начал развивать это в себе. Потом была встреча с Викой: бурный и безумный роман, закончившийся трагично. К девятнадцати годам я стал сильнее, чем многие из тех, кого я знал и у кого учился. И тут, когда я был на втором курсе в университете, грянула война. Одна из тех бесполезных войн, которые ведутся из-за денег и для того, чтобы власть имущих запомнили после их смерти. В один осенний день всех студентов нашего факультета собрали на стадионе и сообщили, что нас призывают на фронт.