Второй верхний предел
Шрифт:
— Плохо, — сказал Тошиминэ, подвески с каждым шагом становились все тусклее. Еще немного и они тоже уснут. А потом уснет и птица с голубыми крыльями. Она тоже очень устала, не меньше чем кошка. И он останется совсем один. — Мы скоро придем?
— Почти пришли, — отозвался Ежен.
— Что случилось? — спросил Таешь.
— Пока ничего. Но лучше поспешить, иначе вам придется меня нести.
— Расплата, — удовлетворенно сказал Ленок. — За мою больную голову.
Ежен ускорил шаг. Ему бы не составило труда отнести куда-то Тошиминэ, но он счел, что это
Шаг, еще шаг, еще много-много шагов. А потом коридор закончился и под ногами появилась серая брусчатка площади перед Белой башней.
Лиса заколотила кулаком по воротам, стукнула пару раз ногой и величественно оскорбила явившегося на стук стража. Бедняга даже не сообразил, что можно ответить на подобное приветствие. Таешь пообещал хранить меч. Лиса погладила по щеке. Ленок пообещал набить морду. Ежен и Тарен удивительно дружно пожелали удачи. Потом были недолгие переговоры, передача Тошиминэ в руки стражам Белой башни и целая куча ступенек, ведущих вверх.
Когда дверь крохотной комнаты, наконец, закрылась, подвески были уже просто крохотными кружочками, звездочками и лепестками, без всяких проблесков силы.
Белая птица моргнула, аккуратно расправила паутину рядом с кошкой, нашла устойчивый участок и осторожно туда перелетела.
— Три дня, — сказала она. — Потерпи три дня. Дольше я спать не буду. Я не ленивая кошка.
Тошиминэ кивнул и сел на пол, ткнувшись подбородком в колени. А потом пришла боль, горячей волной вымывая все мысли и сожаления. Выть захотелось как никогда до этого. Он, наверное, выл, или скулил, точно он не помнил. Ему это, наверное, даже нравилось. Пока не пришла гордость и все не испортила. Гордость велела заткнуться и сохранять человеческий вид. Гордость не хотела, чтобы ее жалели, как избитую собаку. Гордости было плевать на боль. Гордость не знала жалости и хотела принять все заслуженное сполна.
Разве ты не заслужил? Разве ты сделал все что мог? Почему ты не поспешил? Если бы ты не позволил страху занять все твои помыслы, два хороших человека были бы живы. Так что не скули и не жалей себя. Ты виновен. Ты трус. Ты жалкое существо с большим самомнением. Так хотя бы прими с достоинством наказание за свою трусость и глупость. Разве ж ты не мог обойтись без чужой помощи? Мог. Просто испугался принять на себя всю ответственность, захотел ее с кем-то разделить. Вот теперь плати за помощь молча и не смей жаловаться. Больше ты подобной глупости не совершишь. Не станешь звать на помощь просто из страха что-то сделать не так.
Гордость была права.
Больше он никогда не позволит страху принимать решения. Страх всегда все преувеличивает.
Вот теперь Ленок понял, почему Арай заподозрил худшее, когда его щенок стал просить помощи у своего бога. Расплата. Такое врагу не пожелаешь.
Мальчишка сидел под стеной, сжавшись в комок, и трясся. Волосы обвисли мокрыми сосульками. Лицо белое, с синевой. Мертвое. В глазах ни проблеска разума, одна боль.
— Все в порядке?! — прорычал Ленок.
—
— А почему он такой? — ласково спросил Ленок.
— Не знаю, — честно признался страж.
— Ему больно, идиот! Немедленно зови медиков, безмозглый придурок! Быстро!
Стража как ветром сдуло.
Ленок подошел мальчишке, дотронулся до плеча.
Тот медленно поднял голову и пристально уставился в лицо, кажется, даже не узнал.
— Это пройдет, — сказал совсем тихо. — Нужно потерпеть. Это скоро пройдет. Еще немножко.
— Идиот, — припечатал Ленок.
Вот что с этим мальчишкой делать? Он сам себя наказал, дальше некуда.
— Три дня, всего три дня. Потом она проснется. Я знаю.
— Ты все знаешь. Точно как Арай. И тоже ничего никому не говоришь. Какой же идиот. Откуда такие берутся?
— Что с ним? — девица с повязкой медика появилась на удивление быстро.
Стражник маялся у нее за спиной и пытался не пропустить ничего интересного. Нужно же ему что-то по вечерам рассказывать приятелям за кружкой пива. А тут такое событие, в башне в кои-то веки появился преступник, с которым совет не знает что делать. И наказывать неохота и не наказать нельзя.
— Ему больно, — сказал Ленок. — Если верить человеку, тоже умудрившемуся опустошить себя, ему сейчас настолько больно, что хочется умереть.
— Я не умру, — безжизненным голосом отозвался пациент. — Не дождетесь. Я не настолько слаб.
— А еще он идиот, но это, скорее всего, неизлечимо, — добавил Ленок.
Девица вздохнула, тряхнула коротко стрижеными волосами и решительно опустилась на колени рядом с Тошиминэ. Смелая девочка. Не всякая рискнет приблизиться к мужчине с таким выражением лица.
— Бедный мальчик, — проворковала медик, хватая пациента за подбородок.
— Я не бедный, — не согласился Тошиминэ, тряхнув головой.
— Ладно, богатый, — не стала спорить девица, схватив мальчика за ухо. — Только глупый.
— Я не глупый, — проворчал пациент.
Интересно, он хоть понимает, что происходит, или думает, что к нему пришла галлюцинация?
Медик зафиксировала голову пациента в нужном ей положении, убрала с лица волосы и прижала большой палец второй руки к основанию переносицы.
— Какая симпатичная мордашка, — ворковала она. — Какие красивые глаза. Никогда не видела глаз такого цвета. Вот только с носом беда, перекосило нос немножко. Но это не страшно, дышится же хорошо, ничего не мешает, значит и исправлять ничего не нужно. Кривой нос такую мордашку не испортит, сломанный нос ей мужественности придает. Тебе должно быть это нравится. Мальчишкам всегда такое нравится.
— Я не мальчишка, — вяло возразил Тошиминэ.
— Конечно не мальчишка, — согласилась медик. — Ты молодой мужчина. Вот только, когда тебе сломали нос, ты был мальчишкой и почему-то не пришел выровнять его, пока не сросся в таком положении. Значит, тебе понравилось.