Вторжение драконов. Последняя битва
Шрифт:
– Конечно, можно пробивать и другие...
– Тебе нужно было просто вовремя доставить необходимое, — повысил голос Солайн. — Вся остальная чушь совершенно излишня. Золотой узнает, как сильно ты нас подвел.
– Возможно, от саней все же будет прок, — неожиданно пришла ему на помощь эльфийка. — Сражаться с ними на перевале слишком опасно. Возможно, сани могут объехать войско людей и дождаться их с другой стороны гор? Нодон, кажется, ты же обнаружил еще один перевал милях в тридцати к востоку отсюда? Там смогут пройти сани?
– Да, дорога не очень тяжелая, — ответил одетый в красное эльф.
– Какой от этого
– Новые воины могут проявить себя. А мы, остальные, пойдем за детьми человеческими, когда они преодолеют перевал. И со склонов горы нам отлично будет видно, как Хорнбори сразится в последнем в этой войне бою.
– Бой — это слишком возвышенное слово. Им придется просто пристрелить нескольких беззащитных людишек...
– Посмотрим, докажут ли сани свою пользу. Если да, то возможно, будет смысл строить бронированные кареты.
Полководец недовольно покачал головой, а Хорнбори все удивлялся поддержке со стороны эльфийки. Застрелить нескольких беззащитных людишек — это звучит неплохо. И для дальнейшего продвижения по карьерной лестнице ему нужна боевая слава.
– Мои ребята рвутся в бой! Прошу, полководец, не лишайте нас возможности завоевать славу — после того, как мы имели неосторожность разочаровать тебя.
– Это было бы хорошо для морали войска, — снова поддержала его эльфийка, и Хорнбори решил как можно скорее вознаградить ее подарком. Может быть, изысканное вино? Он лично проследил за тем, чтобы в грузе были некоторые изысканные товары, чтобы благодаря подаркам превратить новые знакомства в дружбу.
– Что ж, ладно, — решил Солайн. — Пусть покажут, как умеют сражаться. Тебе придется немедленно выступать со своими, если хочешь как следует пустить им кровь прежде, чем они достигнут звезды альвов.
– Твое желание для меня закон! — Хорнбори низко поклонился и широким шаго вышел из шатра. Вот это будет сражение как раз в его вкусе!
Меня здесь уже не будет
Его тело снова потеплело, но это был не жар лихорадки, снова поселившийся в теле Аарона. «Мы победили», — радостно думала Шайя. Когда Аарона вынули из снега, его отнесли в небольшую пещеру. Тело его было совсем твердым от холода. Сердце почти перестало биться. Она разделась и прижалась к нему. Еще с детства она знала, что именно таким образом легче всего пробудить волю к жизни у переохладившегося человека. Не раз ей доводилось видеть, как воины возвращались с зимней охоты скорее мертвыми, нежели живыми. И лучше всего помогали им не горячие супы и не сброженное молоко яков. Лучшее средство от переохлаждения — тепло молодой женщины.
Шайя села на него сверху и принялась массировать его тело. Иногда веки воина трепетали. Женщина то и дело останавливалась, прислушиваясь к сердцебиению. Оно все еще было медленным, но уже гораздо более сильным, чем прежде. Она снова легла сверху.
Как же холодно. Целительнице казалось, что его холод пробирает ее до костей. Как же хочется заснуть рядом с ним! Но этого нельзя желать. От этого зависит мир в империи, она не должна возвращаться. Вместо того, чтобы горевать о несбыточном, нужно радоваться, что боги сделали ей такой подарок! Полночи вместе с ним. Снова лежать с ним рядом —сегодня утром это казалось
Шайя осторожно поднялась, укрыла Аарона и оделась. На душе было тяжело, когда она выходила из пещеры.
— Как он? — бросился к ней Орму, который, судя по всему, ждал у входа.
— Ему очень повезло. Думаю, он выкарабкается. Жар побежден. Но он будет очень слаб. Присматривай за ним, как следует, Орму.
Ни знаешь, что он не щадит себя. Тень смерти отступила на шаг, но все еще очень близка.
— Это ты должна сказать ему об этом, Кирум! Он послушает тебя!
Шайя с грустью покачала головой. Она дважды пыталась заговорить, и голос не слушался, пока наконец, с третьей попытки, слова не сложились в фразы.
—Меня здесь уже не будет... Я должна оставить его. Если я буду рядом, мира в империи не будет.
— Это несправедливо, — возмутился Орму.
— И все же так должно быть. Подготовь воинов, которые узнали меня, чтобы они ни за что не говорили, что я была здесь. Скажите, что это был бред, если Аарон будет спрашивать обо мне и твердить, что видел меня.
— Разве он видел тебя?
— Не знаю. Во сне он шептал мое имя и... — Она запнулась. Нет, то, что еще он сказал, касалось только ее. Она знала, что он любит ее и будет любить всегда.
— Ты точно не хочешь остаться? Если бы ты была рядом, он был бы счастлив.
Шайя устало покачала головой. Ее место — не рядом с ним.
— Отпусти и даже не пытайся найти меня. Так будет лучше;
— Подожди! — Капитан махнул рукой одному из своих воинов, который протянул ему небольшой латунный кубок.
— Выпей это!
— Что....
— Просто выпей, — настаивал воин.
Она поднесла бокал к губам. Теплое! Женщина осторожно выпила. Это была просто вода, но. ничто прекраснее этого никогда не окропляло ее губ. Теплая вода.
—Откуда у тебя это?
— Мы нагреваем бокал на пламени масляной лампы и растапливаем в нем лед. Масла для ламп осталось уже совсем мало. В день бывает только несколько глотков теплой воды для каждого, но это помогает.
Шайя осушила кубок.
— Могу сделать тебе еще немного, — предложил Орму. Женщина понимала, что ради этого он откажется от своего собственного рациона. Вместе с водой в желудок вернулось приятное тепло. Впервые за целую вечность. Но губы снова пересохли. Пара глотков воды не могли утолить давнюю жажду. Теперь в горле царапало хуже прежнего. Принцесса подняла взгляд к небу. Над черными горами уже появлялись первые серебристые линии утренней зари. Скоро проснется Аарон, и к этому моменту ее уже не должно быть здесь.
— Мне нужно идти, — настаивать на этом было тяжело. — У вас еще есть сушеное мясо?
Орму кивнул.
— Порежьте его на мелкие кусочки и пусть оно полежит в теплой воде, размякнет. Это придаст бессмертному сил.
— Жаль, что ты не можешь остаться, Кирум.
Женщина улыбнулась в ответ, а затем отвернулась и стала спускаться к перевалу меж скал. Взяла копье у одного из умерших, поскольку ей нужен был костыль, чтобы опираться на него.
Так же, как и она, к перевалу шли уже и другие. Молчаливые, оборванные фигуры, шаг за шагом продвигавшиеся вперед. Она уже не обращала внимание на лежащих вдоль дороги, закрыла сердце для мольбы тех, кто лишился сил. Опустившемуся на снег уже не на кого было рассчитывать. У живых почти не было сил тащиться дальше самим.