Вторжение в частную жизнь
Шрифт:
И наконец я с наглой рожей заявил, что сейчас сниму трубку, наберу номер дежурного ФСК и попрошу проверить, что у нас там с ветчиной. Не стухла ли? Ведь все дело в контракте. Мне так почему-то кажется.
И только выведя Аннушку из обморочного состояния при помощи нашатырного спирта, собственных ладоней и ее щек, я предложил рассказать, что ей известно. В обмен, извиняюсь за громкие
– Ее надо допросить на протокол. Затем на тридцать суток – по Указу.
– Допрашивай. Если найдешь. Старый, показав ей кнут, я должен был предложить и морковку. В виде свободы передвижения и двадцати часов времени.
– А почему ты сам не позвонил в ФСК?
– Потому что я, несмотря на любовь к женскому полу, несмотря на исключительную доброту и гуманистические идеалы, считаю, что зло в любом его проявлении должно быть наказано. По закону или без такового. Страх – вот что ждет Анюту. Вечный страх. В любое время и в любом месте. Ты думаешь, что ребята, затеявшие взрывчато-мясные комбинации, не поймут, кто вломил их благородное дело? Поймут. Очень быстро поймут, потому что никто в «Аркаде» про это не знал. И возжаждут восстановления справедливости. Так что Ани в городе уже наверняка нет.
– Так что ж ты ее не допросил?!
– Какой ты душный чувак, Евгений! Караул!
– А кто стрелял в Куракина?
– Аня сказала, что не она. Значит, Никольский. Дедукция. Кстати, видишь, тут написано, что он задержан. Можешь сбегать в комитетскую тюрьму и спросить. Вдруг признается. А что? Возьми дубинку подлиннее, и по ребрам. Только не перестарайся. Ты же изверг, я знаю.
– А остальные? Кто остальные? Никольский же не один был.
– Умница. Конечно, не один. Но ты газету читал? Что там
– Нет уж, это комитетские заморочки, пускай они и влезают. У них и возможностей больше. У нас своего дерьма хватает.
Евгений вновь полез за папиросами, а я – за чистым листом для следующей справки. Нет, Евгений, ты действительно каким-то душным стал… Допрос, допрос. Знаешь, что я писать ненавижу, что паста сейчас в копеечку, что восемьдесят кило взрывчатки – это не шутки и предназначалась она не для заправки новогодних хлопушек и петард. И пускай лучше Анька бегает на воле, зато аммонит в безопасном месте. Тем более что как человек она еще не совсем кончена. Она ведь никак не могла предполагать, что вице-директор прибегнет к радикальным мерам. Перебьемся без допроса. Ах да, показатели… Проценты. Икс целых игрек десятых. Изъятие взрывчатки в зачет не идет. В сводку не попадаем. Очень, очень жаль.
Телефонный звонок прервал нашу интеллектуальную паузу.
– Кирилл, ты долго сегодня?
– Не знаю. В зависимости от состояния преступной среды и настроения.
– Ты придешь?
– Конечно, я как раз собирался…
– Не обманывай. Но все равно приходи. Слышишь, Ларин?
– Вика, да я и вправду собирался. Вот Женьке даже рассказывал. Евгений, подтверди.
– Перестань.
– Я приду в восемь. Привет Бинго. И скажи ему, что, если еще раз он будет чесаться о мою куртку, я подстригу его под бандита, надену кепку и медную цепь. Он, конечно, будет авторитетным псом, но зато подцепит воспаление легких. До встречи.
Я повесил трубку.
– Что, семейные проблемы? Может, в чем помочь?
– Не надо, Евгений. Разберусь сам. В конце концов, это моя частная жизнь.
Женька усмехнулся, сунул написанные мною справки в папку и, выкинув в форточку окурок, вышел из кабинета.
Я достал кошелек и пересчитал оставшуюся неконвертируемую валюту. Мало. Придется занимать у шефа. Вика любит гвоздики, а я – «Арарат». Что делать, у каждого свой вкус.