Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны
Шрифт:
…Военные операции моджахедов проводились ночью; в течение дня они обычно отдыхали, держа ухо востро в ожидании отчетливого прерывистого звука винтовых лопастей. При гуле приближающихся вертолетов все приходили в движение: каждый хватал свое оружие и выбегал наружу, под прикрытие высыхающего, обрамленного деревьями оросительного канала. Я выбегал вместе с ними, отчаянно пытаясь завязать шнурки ботинок, но это отнимало так много времени, что я бросал ботинки, предпочитая им скользящие сандалии моих спутников.
Когда атака начиналась — а появление вертолетов почти всегда предвещало приближение МиГов, — мы обычно распластывались вдоль канала. Я старался сделаться как можно меньше, съеживался,
Каждый раз, когда атака кончалась, мы приветствовали друг друга с облегчением — вначале осторожно, а потом радостно, прыгая и махая кулаками, как если бы мы забивали эффектные голы. Однако мое облегчение от того, что я выжил, омрачалось тем, что каждый день два или три моджахеда» которых я знал и которые давали мне приют в Герате, погибали, заплатив цену мучеников.
Случались дни столь интенсивных бомбардировок, что невозможно было расслабиться. Улетали самолеты, и начинала бить артиллерия… И так продолжалось целыми днями. Наиболее опасным было время молитв и время еды, когда на «той» стороне знали, что мы собираемся вместе. Было трудно отстреливаться, поскольку к тяжелым китайским минометам — единственному виду артиллерии, имевшемуся в распоряжении моджахедов, часто не хватало боеприпасов. Была очевидной и неумелость афганских партизан перед лицом современной военной технологии.
…Радость их была безмерной, когда на одной из мин подорвался русский танк. Моджахеды помимо «Калашниковых» имеют гранатометы, используемые против танков и бронетранспортеров. Наша группа располагала также двумя запускаемыми с плеча ракетами «земля — воздух», и моджахеды радостно вспоминали, как однажды сбили ненавистный вертолет. Они могли бы сбить и больше, но их вторая ракета не запустилась из-за севшей батареи. Неудача, которая не произошла бы, будь афганцы лучше обучены пользоваться техникой.
«Откуда берется все ваше вооружение?» — спросил я у одного из командиров. «Большей частью — из Китая или мы захватываем его у русских, — сообщил мне он. — Ракеты нам дали американцы, которые купили их у египтян».
…Нигде так не очевидны тяготы быта повстанцев, как в их полевых госпиталях. Я посещал такие госпитали в Герате, где не было водопровода и воду брали из канав. Кровати не имели белья. В одном госпитале я упал в обморок. Было удушливо жарко, в комнате отсутствовала вентиляция, стоял смрад. Я наблюдал, как доктор снимает повязку с гноящейся раны, чтобы прочистить ее, и вдруг потерял сознание. Очнулся, окруженный медперсоналом. Я сказал себе, что не упал бы в обморок, не будь такой жары, но, честно говоря, это больше имело отношение к виду ран. У одного человека, например, рот был оторван шрапнелью.
Антисанитария — не последняя из проблем, которая стоит перед полевыми госпиталями. Как только правительственные войска узнают об их местонахождении, госпитали становятся их целями. Так, во время налета звук двух МиГов заставил нас буквально выползать из госпиталя, который каждые 4–5 недель переносился на другое место. Я не могу понять, что заставляет русских бомбить госпитали. Думаю, это
К западу от Герата бомбежка пощадила мало деревень. В одной деревне, где жило пятьсот семей, осталось теперь только 20 человек. В другой — всего 3 старика. Остальное население или убито, или бежало в Иран. Я, признаться, не поверил, когда мне рассказали историю про деревенских жителей, заживо сожженных после того, как они нашли убежище в подземном канале (кяризе). Теперь я воочию видел, сколь легко совершалась подобная жестокость.
…Исмаил-хан, командовавший партизанами в провинции Герат, произвел на меня глубокое впечатление. Сдержанный мужчина лет сорока — думающие глаза, печальное лицо в обрамлении большой черной бороды. Он выполнял свои обязанности с настоящим профессионализмом…
Голос его был мягким, нежным, но непреклонным, решительным, и я ни разу не слышал, чтобы он повысил его. Его движения были под стать его речи: рассчитанные, неторопливые. Он хорошо говорил по-английски, ясно и обдуманно. Это человек, олицетворяющий собой партизанское движение, глубоко религиозный и страстно любящий свою страну.
Путешествовал Исмаил-хан в джипе, другой джип сопровождал его в качестве эскорта, оба автомобиля были заполнены моджахедами, вооруженными до зубов. Исмаил-хан — один из первых в правительственном списке разыскиваемых, он должен постоянно быть начеку.
Исмаил-хан не знал отдыха. Он работал с рассвета до сумерек. Лично отвечал на письма, которые приносили в любое время суток. В них его спрашивали совета, предлагали поддержку, сообщали о жестокостях. В одном таком письме рассказывалось о трех русских солдатах, пытавшихся изнасиловать двух женщин в деревне. Двое были заколоты жителями, но третий в свою очередь застрелил их. Эта история повергла меня в сомнение, ибо я обдумывал возможность в целях безопасности путешествовать переодетым в женщину. Теперь я понял, что должен буду отказаться от этого плана.
…Гератские торговцы действовали как посредники правительственных солдат, желавших переметнуться к моджахедам. Такие перебежчики подвергались тщательной проверке, потому что некоторые из них оказывались на содержании у ХАД — службы афганской государственной безопасности. Помню, как однажды ранним утром 14-летний мальчик пришел предлагать свои услуги. Его удостоверение личности было проверено, у него имелось рекомендательное письмо от родственника, знакомого командиру моджахедов. Все казалось правдоподобным, но после трех часов допроса в «легенде» мальчика начали обозначаться слабые места. Не теряя самообладания, он поведал об истинной цели своей миссии. Мальчик был завербован ХАД, чтобы ликвидировать командира и отравить пищу. Будучи разоблаченным, он с нескрываемым удовольствием продемонстрировал свое мастерство, которому был блестяще обучен. Моджахеды засекли время, за которое он разобрал и снова собрал «Калашников», и аплодировали ему.
Мальчик рассказал, что ему платили 10 тысяч афгани в месяц. Его раскаяние казалось мне результатом страха. Он оказал услугу импровизированному суду, выдав двух взрослых коллаборационистов, и так как был юным, то не был казнен. Его заставили изучать Коран. Это выглядело чрезвычайно гуманным, если учесть, что порученное ему задание он непременно выполнил бы, если бы не был раскрыт. Два коллаборациониста были казнены.
…Меня заботила мысль о том, чтобы принять непосредственное участие в деятельности моджахедов, нежели просто быть их гостем, и я предложил свою помощь. Но даже когда я пытался лишь налить чай, они выхватывали у меня котелок и просили сесть… В конце концов я стал настаивать, приводя им свои доводы. «Ты неверующий», — объяснили они.