Вторжение. Судьба генерала Павлова
Шрифт:
— Ваши ребята не умеют работать, по-моему. Кому нужна эта история? Немцы рвутся к Смоленску, потому что этот так называемый полководец открыл врагу фронт. А ваши следователи выслушивают байки о том, как хорошо он себя вел. Кому это нужно? Требуется выявить связи, признание. Кто еще входил в заговор. Или ваши работники не замечают орудийной пальбы, которая движется в глубь России? Не слышат стонов женщин и детей? Или они думают, что Красная Армия развалилась сама под ударами превосходящих сил? В таком случае они большие враги, чем Павлов.
Не выслушав ответ, Мехлис бросил трубку.
54
Дмитрий
— Я так надеялся…
Страшный удар оторвал его от земли. Крепкая шея и крепкая голова выдержали, он не потерял сознания. Даже мысли о семье еще не сразу ушли, только потускнели. И облик Сталина, спасителя, вершителя, опять возник перед глазами. И когда удары посыпались на него со всех сторон, после каждой вспышки боли он думал: Сталин… Сталин…
Через несколько минут он лежал на мокром полу, захлебываясь кровью, и уже не сознание сохранялось в нем, а крохи жизненных искр.
Не человеческое — крокодилье рыло с немигающими глазами склонилось над ним.
— Будешь признаваться, гадина? Сам помрешь, дочь твою притащим. Небось, помнит, кто приходил к тебе, кому звонили. Имена! Даты!! А забудет, у нас есть средства. Тут и до расстрела недалеко. Ей уже двенадцать лет. И она будет отвечать по всей строгости закона. Знаешь новый закон! Потом притащим еще жену. И сына. Всех поставим перед твои глазоньки, пока они не заплыли.
Лязгнула железная дверь. Стряхивая кровь, трое вышли из камеры. Но Павлов уже не слышал наступившей тишины.
На другой день его, как был, неумытого, окровавленного поволокли на допрос. И хотя он держался и старался не шататься, это был уже другой человек, ничего не имевший общего с тем, который давил немецкие танки в Испании и потом в июньские дни метался по штабу, мчался в Барановичи, пытаясь задержать наваливающийся на него неостановимый стальной вал.
Теперь это был как бы человек без кожи, с вывороченными мозгами, который боялся любого прикосновения и со страхом глядел на приближающегося следователя.
Мехлис читал документы.
от 9 июля 1941 г.
Допрос начат в 12.00
Павлов: Анализируя свою прошлую и настоящую деятельность, я счел необходимым рассказать следствию о своих предательских действиях по отношению к партии и советскому правительству.
…..
Допрос окончен в 15 час. 10 мин.
от 11 июля 1941 г.
Допрос начат в 13 час. 30 мин.,
окончен в 19 час. 10 мин.
О Мерецкове, Уборевиче, Тухачевском.
«Старые
Он обратил внимание, как изменился характер подписи на допросах.
На первом стояло твердое: Д. Павлов.
Потом (на втором) — росчерк, в котором фамилия едва угадывалась.
А после третьего допроса — лишь слабая закорючка и след крови.
Павлов Д.Г. изобличается в том, что, будучи участником антисоветского заговора и командуя войсками Западного фронта, предал интересы Родины, открыв фронт фашистам.
Странно, что после исчерпывающих признаний он опять начал ершиться. Его больше недели не вызывали на допрос, и он, видимо, смог восстановиться. Допрос от 20 июля оставлял странное впечатление — смесь признания и упорства.
Признал участие в заговоре, но вражеская работа выразилась якобы только в том, что проявлял бездеятельность в вопросах боевой подготовки войск Западного округа. Никаких заданий от кого-либо открыть фронт фашистам не получал. Показания Белова, Рогожина, Арман отрицает. Вражеские связи ограничиваются якобы Мерецковым и Халепским.
Мехлис просмотрел несколько страниц дела, задержал внимание:
от 12 июля 1941 г.
…По вражеской работе со мной были связаны: командующий Западным военным округом генерал армии Павлов Дмитрий Григорьевич… Павлов по приезде в Испанию был назначен генералом танковых войск республиканской армии. Павлов в Испании, как известно, проявил себя боевым командиром и с руководством танковой бригады справлялся неплохо.
Следователь: По какому поводу у вас с Павловым произошел откровенный разговор?
Мерецков: Во время Гвадалахарского сражения, когда сложилась особо острая обстановка. Был передан приказ работавшего в Испании главным советником при командовании республиканской армии Штерна (о его причастности к заговору я подробно показывал на допросе 2 июля) — прекратить сражение и начать отход, или, иными словами, отдать фашистам Мадрид. Мы с Павловым стали обсуждать, как быть дальше. Павлов заявил: «Директива об отходе (противоречащая установкам Москвы) не является случайной. Однако, при всей влиятельности Уборевича, вряд ли нам удастся укрыться за его спиной в случае провала операции на Гвадалахаре».
Отсюда Павлов сделал вывод, что надо драться до конца и разбить противника.
…Павлов в беседах со мной высказывал резкое недовольство карательной политикой Советской власти, говорил о происходящем якобы в Красной Армии «избиении» командных кадров и даже открыто на официальных заседаниях выступал в защиту репрессированных из числа военных.
…Между тем Павлов, в момент работы комиссии, возглавлял автобронетанковое управление Красной Армии (АБТУ) и не мог недооценивать действий мотомехсоединений в современном бою. Самому Павлову в первый же день войны с Германией пришлось испытать на себе в качестве командующего Западным фронтом последствия произведенной с его участием вредительской ликвидации танковых батальонов в стрелковых дивизиях.