Вторжение
Шрифт:
Света от костра больше не стало. Со всех сторон рванулась на десантников спасительная темнота.
Морские пехотинцы исчезли в лесу, и едва глаза их привыкли к обстановке внезапного затемнения, вступили в рукопашную с напавшими на их лагерь террористами.
В руки Федора Иванова попались два бандита. Громадными ручищами он подтянул их к себе. Затем развел руки и с силой столкнул боевиков лбами.
Андрей Павлов действовал в основном приемами дзюдо.
Изящный и мечтательный Алексей Камай элегантно, с завидным изяществом обезвреживал напавших злоумышленников, пользуясь каратэ.
Не отставали от товарищей-соратников
Схватка в ночном лесу закончилась победой морских пехотинцев. Как принято говорить в спортивных репортажах: с разгромным счетом.
А утром в номере люкс гостиницы «Ореанда» Шкипер насмешливо разглядывал несуразную и побитую, исцарапанную физиономию Вырви Глаза.
— Так кто же это был? — спросил Шкипер у бандита.
— А хрен их разберешь, — отворачивал тот пострадавшее лицо. — Хулиганы какие-то… Пришмандовки! Туристы, тещу ихнюю налево!
LV. ЗАХВАТ «ВЕЛИКОЙ РУСИ»
Товарищ Сталин пришел к нему ночью.
Вера уже спала, а сочинитель кропал еще нечто на листках, нагнувшись над журнальным столиком, другого в их номере не оказалось, прикидывал план новой главы романа «Вторжение», когда почувствовал, как позвал его Иосиф Виссарионович.
— У морской проходной, понимаешь, стою, — сообщил вождь. — Подходите потихоньку. Погуляем по набережной, поговорим.
Обитатели санатория Черноморского флота спали. Спала и Татьяна Соболева, дежурная медицинская сестра, с которой сочинитель познакомился недавно, имея в виду привлечь к работе на «Отечество», когда в Ялте начнутся съемки кинофильма «Парни из морской пехоты».
Станислав Гагарин пересек санаторный двор и вышел на улицу, она шла вниз и сливалась с набережной.
Вождь ждал его полусотней метров ниже проходной.
Они поздоровались и прогулочно принялись спускаться к гостинице «Ореанда».
«Как там наши фигуранты? — подумал Станислав Гагарин о Бровасе и Шкипере, облюбовавших престижный в Ялте отель под бандитскую штаб-квартиру. — Завтра у них решающий день. Но и мы не дремлем…»
— Где вы были, товарищ Сталин? — спросил писатель. — Я попытался днем выйти на связь, но глухо… Понял, что вы далеко.
— Помогал великороссам убирать хлеб, — отозвался Иосиф Виссарионович. — Обстановка в Центральной России сложная. Дом без хозяина сирота. Как бы не заболтали, не продемократили, понимаешь, Великую Державу. Помните у Маркса: «Бесхозяйственно, просто безнравственно, понимаешь, давать хлебу гнить».
— Сумели помочь?
Сталин пожал плечами.
— Так, кое в чем… Основную тяжесть, как всегда, взвалили на плечи армии… У маршала Язова, понимаешь, был. Толковый он, человек, а помощников ладных не подобрал. Бывший десантник, генерал Ачалов не пришелся мне по душе. Но генерал Лебедь понравился, Крутой, понимаешь, стержневой служивый, решительный.
— Так прямо и к Дмитрию Тимофеевичу и к генералам ходили? — удивился Станислав Гагарин. — В подобном обличье?
Вождь характерно рассмеялся.
— У меня не один и не два способа повидаться, понимаешь, с любым человеком, не смущая его воображение и душу. Не в том суть. Прикидываю, в какой ипостаси представиться Борису Ельцину. Давно пора определиться с
— Но вам запрещено напрямую вмешиваться в земные дела!
— Это безусловно, понимаешь… Но для решения ваших же проблем можно прибегнуть к помощи земных существ.
«Вот так же как он использует меня», — подумал писатель.
— Не надо, — отозвался Иосиф Виссарионович, — не пытайтесь развить в себе комплекс, понимаешь. Не получится. Комплексы у вас не приживутся. Лучше вспомните, как Конструкторы, носители космического Зла, используют для грязных целей вполне земных, понимаешь, обитателей, превращая их в ломехузов.
Некоторое время они шли по набережной молча.
— А вы шагастый, — заметил Сталин. — И любите, когда по вашей воле любое дело поднимается шорохом, дыбом, понимаешь, вверх дном.
Писатель приостановился.
— После Рязани, — пояснил вождь. — Когда был там, вспомнил о вас, житье-бытье вашем близ Солотчи, рязанском говоре, которым занимались, сочиняя роман «Страда». Решил и я овладеть им, понимаешь. Для украшения русского языка. Помните, небось кое-что?
— Назгал, — начал Станислав Гагарин, — означает наглазок, приблизительно. Ятный — чистый по тону цвета. Шометом — сломя голову.
— Чистохолка — опрятная женщина, — подхватил вождь. — Чичер — резкий холодный воздух. Чахлить — жить, отказывая себе во всем. Чавреть — терять здоровье, силы, чахнуть. Ну а хоховень, понимаешь, худославье, хлынец — понятны без перевода.
— Не скрою, — промолвил писатель, — мне приятно ваше отношение к моему языку.
— А разве русский не стал родным, понимаешь, для товарища Сталина? — несколько обиженным голосом спросил вождь.
Писатель промолчал. Он думал о крестьянской натуре Сталина, видимо, она способствовала интересу Иосифа Виссарионовича к народному говору. Пришла на ум бережливость вождя, ставшая еще при земной его жизни хрестоматийной. Одна его старая любимая шубейка, про которую написала Светлана, чего стоит… И цветные репродукции из «Огонька» на стенах кунцевской дачи вместо картин. А ведь он мог взять их из любого музея! Железная солдатская койка, застеленная серым суконным одеялом. Подарки из Грузии, которые вождь отказывался принимать, ссорясь по этому отнюдь не безобидному, понимаешь, поводу с Надеждой, ее бесчисленными родичами, обладающими повадками саранчи, особенно с шакалихой-тещей.
Станислав Гагарин вздохнул.
Писатель хорошо знал: мысли, которые сейчас пришли к нему в сознание, уже известны Иосифу Виссарионовичу, но даже не пытался их скрыть, экранировать от телепатического проникновения со стороны вождя.
«Пусть знает, — упрямо подумал Станислав Гагарин. — Я и в самом деле по-человечески сочувствую его неустроенности в земной юдоли…»
— Спасибо, понимаешь, — теплым и мягким, желто-зеленым возникло в сознании и тут же сменилось жестким излучением светло-синего цвета.