Вторжение
Шрифт:
Постепенно удаляюсь в сторону своего района, и когда на улицах становится чуть меньше людей, позволяю себе отвлечься и достать из кармана телефон, который почти безостановочно вибрировал все это время. Не трачу драгоценные секунды и не проверяю от кого все сорок семь пропущенных, к тому же в тот момент, когда я собираюсь набрать папе, смартфон снова начинает вибрировать, оповещая о входящем звонке от него.
– Пап? – шепчу я в трубку, ощущая, что меня начинает накрывать усталостью и кошмаром, творящимся на улицах.
– Эмили, где ты?
– Через десять минут приеду. Пап, что происходит? Что говорят по телевизору?
Секунду папа молчит, заставляя меня волноваться еще сильнее. Он всегда говорит мне все, как есть, не скрывая и не пытаясь приукрасить.
– Это везде, – слишком тихо говорит он, и я с трудом разбираю его голос за воем полицейской сирены, которую не знаю как отключить.
– Что?
– Это не авария на стадионе Реншоу, – сообщает папа очевидную вещь. – Подобные столбы света появились по всему миру, в разных его частях.
Потрясенно замолкаю, боясь представить, какой хаос творится сейчас в мире.
Конец света.
Вот что это. Есть ли от него спасение? Мне кажется, ответ очевиден.
Как иронично. Конец света наступил с появлением световых столбов.
– Что будем делать? – наконец спрашиваю я и выруливаю на свою улицу, которая выглядит спокойной.
Здесь словно ничего не произошло. Людей нет, как и захваченных. Торможу, глушу мотор и покидаю машину, тащиться на ней к дому было бы верхом глупости.
Папа тем временем отвечает:
– Я связался с дядей Майком, он советует пока оставаться дома. Завтра за нами приедут его люди, которые доставят нас в безопасное место, там мы будем до тех пор, пока все не закончится. Где ты?
– Бегу. Через минуту буду.
– Хорошо, не отключайся.
Прибавляю шаг. Уже вижу свой дом в конце улицы, чтобы не молчать в трубку, спрашиваю у папы:
– Где это безопасное место?
– Не знаю. Майк не сказал.
Вижу папу, он выходит на крыльцо, поэтому я с чистой совестью кладу трубку, засовываю мобильный в карман и бегу еще быстрее. Через двадцать секунд влетаю в крепкие и такие родные объятия и сразу же обмякаю, ощущая, как на глазах выступают слезы.
– Па-ап, – тяну я на выдохе.
– Все хорошо, – шепчет он и гладит меня по волосам.
– Нет, – трясу головой. – Ничего не хорошо. Там… там… я видела ужасное…
Уже не сдерживаюсь, начинаю плакать, сотрясаясь всем телом. Папа практически затаскивает меня в дом и закрывает за нами дверь.
– Ты в безопасности, – уверенно говорит он.
Но впервые в жизни я ему не верю.
Глава третья
Папе требуется около получаса, чтобы привести меня в чувство. Он отпаивает меня крепким чаем с каплей коньяка, что немного помогает. Когда наплыв адреналина идет на спад, а тело перестает колотить, я путано рассказываю обо всех ужасах, что со мной произошли, и о том, чему стала свидетелем.
После,
После того как он заканчивает свою речь, до меня внезапно доходит, что за время разговора ничего не было сказано еще об одном человеке. И мне невероятно стыдно по этому поводу.
– А как же мама? – тут же спрашиваю я.
Папа отводит глаза, что мне совершенно не нравится. Так он ведет себя нечасто и по очень веским причинам.
– Мне не удалось до нее дозвониться, – сообщает он напряженным тоном.
Ничего удивительного, учитывая то, что сейчас творится на улицах. Но речь ведь не об этом. Утихшее было волнение возвращается в усиленном формате.
– Но мы ведь съездим и заберем ее? – с надеждой спрашиваю я.
Папа тихо вздыхает, но смотрит точно мне в глаза. Его выражение лица говорит мне – я сейчас услышу то, что мне не понравится.
– Ты ведь видела, что там творится, – успокаивающим тоном произносит папа, но это не производит на меня должного эффекта. – Да и Майк настоятельно не рекомендовал покидать дом ни при каких обстоятельствах, только если не появится угроза жизни.
Потрясенно смотрю на него и потираю начинающие гудеть виски.
– Мы не можем бросить маму, – заявляю упрямо, ощущая, как внутри все сжимается от невероятного волнения. – К тому же люди от дяди Майка сто процентов будут вооружены. Пап, они же военные. Мы можем попросить их…
– Эмили, остановись, – настойчиво просит папа. – Вряд ли у этих людей будет время, чтобы разъезжать по городу и собирать всех наших друзей и родственников. А уж о том, чтобы поехать в другой город и речи быть не может.
Несколько раз моргаю. Не узнаю человека перед собой. Раньше папа никогда не бросил бы никого в беде, а теперь без зазрения совести собирается сделать это. Плевать мне на обстоятельства, я не собираюсь подчиняться закону, гласящему: "Каждый сам за себя", или как там сказал Лео, который сначала пытался подкатить ко мне, а потом бросил посреди улицы, где захваченные устроили настоящую вакханалию.
Резко поднимаюсь со стула и начинаю расхаживать по кухне, в волнении заламывая руки. Я не дура, понимаю, что с одной стороны папа прав, мы даже не знаем все ли с мамой в порядке, но думать об обратном у меня нет никаких сил и желания. Я гоню прочь мысли и картинки, на которых мама бегает по улицам с жуткими глазами и бросается на прохожих, потому что они для нее еда. Жуть. Но и найти в себе силы, чтобы покинуть дом и отправиться на ее поиски прямо сейчас, я не могу. Не после того, что пережила буквально час назад. Я невероятно трусливая и эгоистичная особа, именно это показала свалившаяся на голову опасность.