Вуаль лжи

Уэстерсон Джери

— Потому что только женщина способна вызвать такой меланхолический вид.

Криспин обмяк и принялся вертеть в руках кружку.

— Считайте себе что хотите.

— Криспин, — промолвила она самым умиротворяющим тоном. — Разве я когда-нибудь позволяла вам в одиночестве думать ваши горькие думы? Ну же, рассказывайте. Вы сами знаете, что от этого станет лучше.

— Никогда мне от этого не становилось лучше! Только вам.

Элеонора подалась вперед, показывая внушительную грудь.

— Мы ведь так за вас беспокоимся, Криспин. Слава Богу,

у нас есть Джек Такер, — сказала она, похлопывая мальчишку по запястью. Тот мрачно улыбнулся и спрятал руку подальше. — Хоть кто-то за вами присматривает, но мне бы хотелось, чтобы это была супруга.

— Опять вы за свое… Женщина, в который раз повторяю: если меня не прекратят мучить этой ерундой, я найду себе другое место столоваться.

— На всей Гаттэр-лейн нет другой такой таверны, где бы вам верили в долг месяц за месяцем, и вы это знаете. И вообще, мы с Гилбертом теперь ваша единственная семья. Вот почему я и завожу такие разговоры время от времени.

— Скорее, раз за разом… — пробурчал он в кружку, обтер рот тыльной стороной ладони и плеснул себе вина. Рубиновая жидкость заколыхалась зыбкими волнами. — Дело в том… — Криспин покачал головой, удивляясь умению Элеоноры вытаскивать из него слова. Именно что раз за разом. — В общем, я ее даже не знаю. Почти. — Мысли о Филиппе бились пойманной птичкой. — Она мне совершенно не подходит. Но… пленяет…

— Она заказчица?

— Вроде того… или нет. Может быть. — Он невесело хмыкнул. — Не знаю.

— Я рада, что все выяснилось.

— Элеонора, здесь и обсуждать нечего. Пустое место.

— Отчего же вы горюете?

— Ничего я не горюю!

Вперед вылез Джек.

— На нее следует взглянуть разок, и тогда все станет ясно, — заявил он и поежился под обжигающим взглядом Криспина. Мальчишка развел руками, оправдываясь. — Ей-богу! Там есть на что посмотреть.

— Ты-то где ее видел? — свел брови Криспин.

— А на рынке. — Джек присвистнул и подмигнул Элеоноре. — Мистрис Филиппа Уолкот. Молодая и красивая.

Криспин побуравил паренька взглядом, затем вздохнул, извлек миниатюру из кошеля и передал его трактирщице.

— О-о, Криспин… Какая пригожая… И большое сходство с портретом?

— Да.

— А где вы его взяли?

— У ее мужа.

Ошеломленная, Элеонора медленно положила портрет на стол.

— Криспин Гест!

— Нет-нет, видит Бог, здесь не то, что вы думаете! Как такое могло прийти вам в голову? Ее муж мертв. Его убили прошлой ночью.

Трактирщица перекрестилась и вернула миниатюру с таким видом, словно это был сам мертвец.

— Спаси и сохрани! Криспин! Но это не… вы?

Возмущенный вид Криспина успокоил ее, хотя и ненадолго.

— Что ж, разве можно обижаться на женщину, которая только что потеряла мужа, если она отказывается смотреть в вашу сторону, — сказала она.

— Да не в этом дело. — Он протяжно и горько вздохнул. — Какая, впрочем, разница… — Криспин на секунду взял миниатюру в руку, затем кинул ее на стол. Портрет упал изображением вверх. Нарисованное

лицо Филиппы безмятежно уставилось в потолок. — В конце концов, она всего лишь служанка.

— Служанка? Никто не рисует портретов прислуги.

Джек потянулся к кувшину, однако Элеонора решительно отставила его подальше.

— Она была горничной, — громким шепотом сообщил мальчишка, поглядывая на Криспина. — А потом ее хозяин на ней женился! Вот какая она ловкая!

Элеонора понимающе кивнула:

— Многие служанки о таком мечтают. И это случается чаще, чем вы думаете.

— Среди торгашей? Возможно, — буркнул Криспин. — Но рыцари никогда не женятся на прислуге.

Элеонора помрачнела.

— Ах вот оно что! Опять? — Она поднялась из-за стола, ее голос приобрел визгливые нотки. — Выходит, дело не в том, что она отказывается дважды посмотреть в вашу сторону. Вам просто хочется оскорбить все ее сословие!

В этот момент появился Гилберт, бочкоподобный мужчина с темными глазами и волосами землистого цвета. Криспин с надеждой взглянул на трактирщика, потому что Элеонора уже вздымалась над ним, как мифологическая фурия, крича и вовсю размахивая руками.

Встревоженный Гилберт нахмурился.

— В чем дело? Женщина, ты слишком громко кричишь.

— Да здесь никакого крика не хватит! — воскликнула она, еще больше повышая голос.

На них стали оборачиваться, хотя завсегдатаи, привыкшие к подобным сценам, просто отодвинулись и пониже склонились над своими кружками.

Гилберт вцепился ей в руку — «Веди себя пристойно!» — и виновато посмотрел на Криспина. Она оттолкнула мужа.

— Не буду! Этот невозможный человек, который прожил в здешнем приходе восемь лет, окруженный нашей заботой и попечением, до сих пор брезгует низшими сословиями, хотя сейчас он один из нас!

— Ну-ну, Элеонора… — сказал Гилберт, понуждая супругу присесть на лавку рядом с ним.

— Пьет наше вино и испрашивает нашего совета, — не сдавалась трактирщица, — но всякий раз выясняется, что он наш господин, а мы всего лишь деревенщина и в подметки ему не годимся!

Криспин отставил кружку.

— Пожалуй, я пойду.

— Криспин, погодите, — попросил Гилберт, оборачиваясь к супруге. — Ни к чему так кипятиться. Надо просто привыкнуть, — добавил он, обращаясь к Элеоноре. — В смысле, к его положению. Даже по прошествии восьми лет. Он был вельможей куда дольше. Это у него в крови.

Хозяева трактира говорили о Криспине так, словно тот не слышит. Впрочем, не важно. Криспин не мог решить, отчего пылают щеки: от неловкости или гнева.

— Вот именно, в крови, — рассудительно заявил он.

Элеонора схватила портрет и потрясла им перед носом Криспина.

— Если в вас имеется хоть толика любви к этой женщине, ничто не может встать на пути. Вы уже давно не рыцарь. Кому придет в голову кидать в вас грязью, если вы всего лишь ищете себе немного счастья? Даже среди низкородных.