Вуаль лжи
Шрифт:
— Она здесь ни при чем. Я ее знаю.
— С вашего позволения, Криспин, должен заметить, что вам уже доводилось ошибаться. Особенно насчет женщин.
Криспин удивился:
— Вы на что намекаете, Гилберт?
— Да нет, я ничего… просто говорю, мол, ваше мнение может быть немножко неверным. Ведь она красива. Порой им хватает только этого оружия.
— Если вы не хотите ее здесь видеть, так и скажите.
— Я не об этом.
— Тогда о чем?
На них стали уже оглядываться, поэтому Гилберт взял Криспина под локоть и отвел в угол потемнее, где тихо сказал:
— О том, что следует быть осторожным. Мне не очень-то
Криспин положил руку на кинжал.
— Я принимаю все меры предосторожности.
— И опять-таки я не об этом. А вот о чем…
И Гилберт ладонью коснулся груди Криспина над сердцем. Тот издал глубокий вздох.
— Тут я беззащитен.
— Вот именно, — вздохнул Гилберт с ним за компанию. — Как и все мы. Но все равно мне это не нравится. Она опасна.
На губах Криспина заиграла лукавая улыбка.
— Разве я когда-нибудь бегал от опасности?
Оба кинули взгляд в сторону кухни, как если бы Филиппа могла показаться оттуда при простом упоминании своего имени.
— Атак она вроде бы ничего, — признал Гилберт.
— Да, — вздыхая, кивнул Криспин. Вновь накатило прежнее глупое чувство, и он поспешил отвернуться. — У меня сейчас много дел. Если я понадоблюсь, пришлите Джека.
И не успел Гилберт что-нибудь сказать, как Криспин уже был за дверью.
Криспин остановился посреди грязной улицы, на миг оглушенный множеством мыслей. Грохочущая повозка выбила его из ступора, он отпрыгнул в сторону, но все же ошметки глины из-под копыт успели запачкать полы его котарди. Он посмотрел на пятна и подумал о пролитой крови. О тех самых каплях, что он видел на полу тайного хода. Кто-то поджидал в засаде человека, которого все знали под именем Николаса Уолкота. И этот «кто-то» нанес ему предательский удар в спину. Если речь действительно идет о заказном убийстве, как того хотели итальянцы, то вполне хватило бы перерезанного горла. Никакого шума, а если жертва была повернута к убийце спиной, то и опасности запачкать одежду злодея.
И все же смертельная рана оказалась колотой — характерный признак преступления, совершенного в припадке гнева. Спрашивается, кто из домочадцев в хозяйстве Уолкотов обладает таким темпераментом?
— Адам Бектон влюблен в Филиппу, — пробормотал Криспин.
Он уставился на дорогу. Гаттэр-лейн. Отсюда до особняка Уолкотов едва ли с четверть часа пешком, но как далек он от мира обитателей этого квартала и соседнего Шамблз… Существует ли на свете справедливость для таких, как Филиппа или даже Криспин? Последние четыре года он только и делал, что претворял в жизнь этот идеал. Справедливость для всех. Его рыцарский кодекс именно так и гласил, однако на деле никогда не охватывал все те мрачные лондонские улочки, которые казались столь знакомыми.
— Что ж, да восторжествует справедливость… — прошептал он.
Пусть не для себя лично, хотя бы для убитого торговца.
Криспин скорым шагом двинулся на юг. Он отлично знал все местные закоулки и потому имел возможность добраться до цели кратчайшим путем. Город лежал перед ним открытой книгой, и пешеход с легкостью мог оторваться здесь от любого преследователя. Чего не скажешь о всаднике. Это знание он приобрел за те восемь лет, что минули с момента отлучения его от королевского двора.
Криспин свернул в первый же переулок, в котором едва ли могли разминуться два человека.
Он остановился как вкопанный. На его пути маячили три грозных силуэта.
Мощные фигуры и настороженная манера держаться этих людей подсказали ему, что они здесь оказались вовсе не случайно. Криспин оглянулся, прикидывая, есть ли еще время отступить, — и тут один из них произнес:
— Мастер Криспин?
Криспин в один миг оглядел переулок в поисках подходящего оружия. Ничего ровным счетом.
— Да, — ответил он, незаметно сдвинув руку поближе к кинжалу. — Вы меня нашли. Что теперь?
— Надо поговорить. — Мужчина явно мучился с малопривычными звуками английского языка.
Криспин подумал даже, что итальянский, наверное, куда проще.
— Что ж, можно. Забегайте при случае. Я живу на…
— Прямо сейчас. Вы идете с нами.
— Прошу прощения, но я тороплюсь в другое место. Как-нибудь попозже, хорошо?
Звук извлекаемого из ножен меча ни с чем не перепутаешь. Лязг металла эхом отразился от стен.
— Лучше сейчас.
Мрачные тени сделали шаг вперед. С большой неохотой он пожал плечами:
— Пожалуй, вы правы.
Глава 21
Криспин их и спрашивать ни о чем не стал. Вся троица выглядела крайне малоразговорчивой, а расшифровывать их угрюмое бормотание ему не хотелось.
Мужчины пересекли Лондон темными, извилистыми путями, и наконец вся компания вышла к заброшенной конюшне. Криспину предложили идти вперед, и он направился к строению, прислушиваясь к эху собственных шагов, отражавшихся от узкой мощеной улочки. По обеим сторонам высились ветхие домишки с камышовыми кровлями, растрепанными как волосы у потаскухи ранним утром. Один из итальянцев жестом велел Криспину зайти в конюшню.
Сердце стучало как бешеное, и кровь горячими толчками бежала по венам. А ведь с собой ничего, кроме кинжала… Рука так и тянулась к нему. Сколько животов успеет он вспороть, сколько ушей успеет отхватить? Но ведь их трое, и у каждого по мечу, не говоря уже о ножах. Остается надеяться, что ему не придется купаться в Темзе — потому что на этот раз они вряд ли допустят ту же ошибку.
В конюшне царил полумрак. Хотя строение давно забросили, здесь до сих пор пахло навозом и плесневелой соломой. Глаза Криспина понемногу привыкли к темноте, в которой обрисовалась закутанная в плащ фигура. Сквозь дырявую крышу едва просачивался дневной свет, не позволяя разглядеть лицо.
Незнакомец коснулся плеча Криспина, заставив его остановиться.
— Достаточно, синьор Гест.
Голос грубый, хриплый, как бы сорванный. Явно выраженный итальянский акцент, хотя речь вполне правильная.
— Наверное, глупо спрашивать, кто вы такой, — сказал Криспин.
Мужчина неожиданно мягко хмыкнул:
— Неужели вы думаете, что ради простого знакомства я бы пошел на столь изощренные шаги?
— Меня интересует…
— Да-да, я знаю, чего вы хотите. Но сначала я должен принести извинения за моих людей. За ту парочку, что пыталась вас убить. Видите ли, мы думали, что смерть Николаса Уолкота — ваших рук дело.