Вуаль лжи
Шрифт:
— Да вы и впрямь умны! Бедный Адам. Он застал меня в мезонине, когда я обнаружил там тайный ход. Что и говорить, в итальянских домах подобные секреты не редкость, искать я наловчился… Я хотел купить его молчание, но он очень уж подозрительно на меня смотрел…
— Ясно. — Криспин вскинул лицо.
Рука зудела от желания схватиться за кинжал. Один из арбалетов Махмуда тоже не помешал бы.
— Вы таможенный чиновник. И, конечно же, счетовод. Именно вы ставили инициалы своего хозяина под записями в счетных книгах: «БВ» — то есть Бернабо Висконти. Или они все же ваши собственные?
Гуд уважительно покачал головой:
— Вы
— А почему ушло столь много времени на розыски вора? Если он внешне так напоминал Уолкота…
— Так ведь не сразу удалось выяснить, что он взял себе личину Николаса. Мы не знали, когда он ускользнул от нас в Англию, к тому же он не выходил из дому…
Криспин фыркнул:
— Понятно. Ну что ж, реликвия у вас. Теперь отпустите девушку.
Гуд взглянул на Филиппу и толкнул ее к Криспину. Тот схватил ее за руку и подтянул к себе.
Гуд ступил ближе и взял полотнище из ларца.
— Джек! — прошипел Криспин наугад в сторону.
Из тени вынырнул паренек. Гуд обернулся и остановил на нем свой взгляд.
— Отведи ее к мастеру Кларенсу. Только к мастеру Кларенсу! — прошептал Криспин Джеку.
— Да, хозяин.
— И еще, Джек… Что там с Элеонорой и Гилбертом? Они в порядке?
— Да, хозяин, — недоуменно ответил тот. — Насколько я знаю, с ними ничего плохого не случилось.
— Мистрис Филиппа ничуть не удивилась и не обеспокоилась, что за ней пришел ее бывший слуга, — пояснил Гуд. — Не было ничего проще проследить за вашим мальчишкой от особняка Уолкотов.
Джек на это сердито фыркнул, схватил Филиппу за руку и повлек прочь. У нее хватило ума повиноваться молча, хотя, когда она обернулась, Криспин прочел в ее лице множество недосказанных слов.
— Наконец-то мы одни, — промолвил Гуд. — Криспин, с вашего разрешения, я хотел бы поговорить без обиняков.
Криспин кивнул, краешком глаза подмечая, что люди Гуда подтянулись еще ближе.
— Причина существования нашего сообщества в том, что мы умеем выявлять благоприятные возможности и пускать их себе на пользу. Нам бы не помешал столь умный человек, как вы. Никогда не хотели стать вольной птицей?
— Я принадлежу Англии. Нанять меня во вред моим соотечественникам не получится.
— Как насчет просто устранить того-другого? Знаете, за такую работу хорошо платят.
— К этому я расположен еще меньше.
— Да вы, оказывается, не честолюбивы. Какая жалость.
— Честолюбие мало чем помогло мне в прошлом… А теперь моя очередь быть откровенным.
— Разумеется. Рядом с мандилионом по-другому не получится.
Криспин кивнул на полотнище в руках Гуда.
— Все за ним охотятся, да вот только никто, похоже, его не получит.
Гуд помрачнел и сильнее вцепился в ткань.
— То есть?
Криспин помолчал, прислушиваясь к стихающим шагам Джека и Филиппы, и расплылся в улыбке, потому что издалека донесся новый звук. Тяжелый топот множества ног, цокот копыт… Не он один услышал его. Люди Гуда поспешили прочь с моста.
— Синьор! Это стража!
— Что?
Гуд вихрем обернулся. Поверх скрипа судов, плеска волн, омывающих каменистый берег Темзы, поднимался шум, который невозможно спутать ни с чем: бряцанье оружия о доспехи. Он приближался с каждым мигом, и Гуд шагнул назад с округлившимися глазами. Крыши домов в конце улицы отразили
Из-за угла выдвинулась цепь вооруженных людей со всадником во главе. Никогда еще Криспин не испытывал такой радости от сухого баритона Уинкома.
— Всем ни с места! — скомандовал шериф, подтягивая удила своего норовистого жеребца. — Именем короля!
Пехотинцы рассыпались полукругом, не сбавляя шага, пока не очутились на расстоянии броска камнем от Гуда. Тот извлек меч, попятился от стражи, и ткань выпала из его пальцев.
Криспин нырнул, подхватил с мостовой фальшивый мандилирн и спрятался в гуще солдат.
Растерянных итальянцев загнали на мост. Сигнала к атаке не последовало. Ночь разорвали крики — трудно было сказать, чьи именно, — загремели мечи, и Криспин еле успел увернуться от разящей дубины. Он попал в самую гущу свалки.
К подножию моста итальянцы ринулись подобно муравьям, но их встретили боевые кличи людей шерифа и звон стали о сталь.
Рассеянный, туманный свет луны и мерцающие огни факелов не позволяли разглядеть детали, однако Криспин видел, как солдаты кинулись вперед, пробивая себе брешь на широком пролете моста. Даже Уинком послал своего темного скакуна в самую середину, обрушивая меч на противника. Его зубы сияли особой белизной под черными усами. Похоже, шерифу нравилась рубка.
Во многих домах на мосту вспыхнули свечи; жившие там торговцы прилипали к окнам, распахивали ставни, высовывались из окон прямо в ночных рубашках, подбадривая бойцов криками. Кое-кто даже выскочил на улицу и присоединился к битве, прихватив первое попавшееся под руку оружие. В отличие от солдат, которые рубили и кололи врага с привычной сноровкой, торговцы напоминали скорее разъяренную толпу, размахивали дубинками и мечами — пусть неумело и бестолково, но все же наносили урон.
Люди короля попробовали было согнать итальянцев в кучку и арестовать, однако вскоре обнаружили, что отбиваться приходится и от торговцев, которые, надо полагать, усмотрели для себя шанс поквитаться со стражниками, а заодно и всеми теми, кто — по их мнению — нанес им обиды в прошлом. Словно прибой, обрушились они на людей короля. Кругом слышались хрипы, стоны; на вскинутые мечи солдат торговцы отвечали кулаками, кровь брызнула на булыжную мостовую. О камни звенело оружие, и немало тел повалилось через парапет моста в мрачную Темзу.
Криспин, вооруженный лишь кинжалом, стоял как истукан, хотя звон стали и терпкий запах чужой крови заставляли его собственную кровь кипеть в жилах.
Крик смертельно раненного зверя взрезал ночь, перекрыв шум битвы. Чье-то копье вонзилось в брюхо скакуна Уинкома, и конь вместе со всадником рухнули на землю. Криспин выхватил из грязи окровавленную гизарму [29] и одним взмахом снес полчерепа повинному в этом итальянцу. Брызнула кровь, испещрив алыми пятнами лицо Криспина. Агонизирующая лошадь упала на бок, придавив ногу шерифа.
29
Гизарма (гвизарма или бизарма) — разновидность алебарды с серповидным лезвием (для подрезания лошадиных сухожилий) и штыком на древке.