Вулфхолл
Шрифт:
– Милорд, – вмешивается Кавендиш, – вы преувеличиваете. Чарльз Брэндон – джентльмен, происходит из знатной семьи.
– Джентльмен? Самодовольный болтун, вот кто такой ваш Брэндон! – Обессилев, кардинал опускается в кресло. – Голова болит. Кромвель, в следующий раз привезите мне более благоприятные вести.
День за днем, получив указания Вулси в Ричмонде, он едет к королю. Постепенно Генрих начинает казаться ему неизведанной территорией, которую он должен завоевать, не имея достаточных припасов.
Он понимает, чему научился от кардинала король:
– Я хочу уехать, – стонет Вулси.
– Винчестер, – предлагает он герцогам. – Милорд кардинал желает проследовать в свой дворец в Винчестере.
– Так близко к королю? Мы не позволим себя одурачить, мастер Кромвель, – заявляет Брэндон.
Он, человек кардинала, так часто встречается с королем, что по Европе ползут слухи о грядущем возвращении Вулси. Говорят, что король вернет кардиналу свое расположение в обмен на церковные богатства. Просачиваются слухи, что король недоволен новым окружением. Норфолк ничего не смыслит в государственных делах, у Суффолка неприятный смех.
– Мой господин не поедет на север, – говорит Томас. – Он не готов.
– А я хочу, чтобы он уехал, – настаивает Говард. – Скажите, что Норфолк велит ему убираться с глаз долой. Иначе – и это тоже передайте – я сам к нему явлюсь и разорву его вот этими зубами.
– Милорд, – он кланяется, – могу я передать не «разорвете», а «покусаете»?
Норфолк подходит к нему вплотную. Глаза налиты кровью, мускулы дергаются.
– Не смей мне перечить, подзаборный… – Герцог тычет указательным пальцем ему в лоб. – Подзаборный оборванец, сучье отродье, чертов крючкотвор!
Герцог стоит, уткнув палец в лоб Кромвелю, словно пекарь, проделывающий ямку в буханке. Плоть Кромвеля неуступчива, тверда и непроницаема, она не желает поддаваться.
До того как покинуть Ишер, он узнает, что одну из кошек, взятых для ловли мышей, угораздило разродиться прямо в кардинальской спальне. Что за нахальство! Впрочем, вдруг это неспроста – новая жизнь в кардинальских покоях. Возможно, знамение? Он боится знамений иного рода; когда-нибудь мертвая птичка свалится в вечно чадящий камин, и – о горе! – стенаниям кардинала не будет конца.
По крайней мере, его милость доволен: котята лежат на подушке в открытом сундуке, а кардинал наблюдает, как они растут. У одного – черного и вечно голодного – шерстка будто суконная и желтые глаза. Когда котенка отнимают от матери, Томас забирает его с собой. Дома вытаскивает из-под плаща и протягивает Грегори – котенок спит, уткнувшись в плечо.
– Смотри, Грегори, я великан, меня зовут Марлинспайк.
Грегори подозрительно разглядывает котенка. Отводит глаза, отдергивает руку.
– Пес его загрызет, – говорит сын.
Марлинспайк отправляется на кухню – будет набираться сил и жить соответственно своей кошачьей натуре. Впереди лето, однако
Весна 1530-го. Купец Антонио Бонвизи приглашает его на ужин в свой высокий красивый особняк в Бишопсгейте.
– Я ненадолго, – говорит он Ричарду, думая, что его ждет унылое собрание голодных и злых гостей: даже находчивый итальянский богач едва ли сумеет найти новый способ копчения угря и соления сельди. Во время поста купцы лишены любимых баранины и мальвазии, еженощной возни на пуховых перинах с женой или любовницей. До самой Пепельной среды они перегрызают друг другу глотки, стараясь урвать кусок пожирнее.
Однако на сей раз собрание оказывается более представительным: приглашен лорд-канцлер с судейскими и олдерменами. Хемфри Монмаута, которого Мор некогда упрятал за решетку, отсадили от великого человека подальше. Мор весел, непринужден; развлекает компанию рассказом о прославленном Эразме, своем дорогом друге.
Завидев Кромвеля, Мор замирает на полуслове и опускает глаза. Лицо лорда-канцлера каменеет.
– Хотите поговорить обо мне? – спрашивает Томас. – Не стесняйтесь, лорд-канцлер, у меня толстая шкура.
Одним махом выпивает стакан вина, смеется.
– А знаете, что сказал обо мне Брэндон? Герцогу никак не удается собрать воедино все то, что он знает о моей жизни. Моих путешествиях. Так вот, вчера он обозвал меня жидом.
– В лицо? – вежливо интересуется хозяин.
– Нет. Король мне сказал. Впрочем, милорд кардинал зовет Брэндона конюхом.
– В последнее время вы зачастили ко двору, Томас. Стали придворным? – спрашивает Хемфри Монмаут.
Все улыбаются. Сама идея кажется абсурдной, а его нынешнее положение временным. Окружение Мора – горожане, среди них нет знатных господ, хотя сам он редкая птица: ученый и острослов.
– Пожалуй, об этом говорить не стоит. Есть деликатные материи, о которых лучше умолчать, – говорит Мор.
Старейшина гильдии суконщиков тянется к Кромвелю через стол и сообщает, приглушив голос:
– Томас Мор сказал, что за трапезой не станет обсуждать ни кардинала, ни леди.
Он, Кромвель, глядит на гостей.
– Иногда король меня удивляет. Я про то, что он готов стерпеть.
– От вас? – спрашивает Мор.
– От Брэндона. Они собирались на охоту, Брэндон вошел и гаркнул: вы готовы?
– Ваш хозяин кардинал не уставал с этим бороться, – говорит Бонвизи. – Пытался отучить приятелей короля от излишней фамильярности.
– Хотел, чтобы фамильярность дозволялась ему одному, – замечает Мор.
– Король волен приближать того, кого сочтет нужным.
– Но есть же границы, Томас, – говорит Бонвизи; за столом смешки.
– Даже королю нужны друзья. Что в том плохого?
– Похвала? От вас, мастер Кромвель?
– Ничего удивительного, – говорит Монмаут. – Всем известно, что мастер Кромвель готов на все ради друзей.