Вулфхолл

Мантел Хилари

На деле Мор дружен с нынешним Норфолком и спешит опровергнуть слухи, будто предок Томаса Говарда помог кому-то исчезнуть с лица земли – тем более двум королевским отпрыскам.

Кромвель видит словно наяву нынешнего герцога: на одной руке бессильно обвисшее детское тельце, копна золотистых волос, кровь капает на землю; в другой руке герцог сжимает кинжал, вроде столового ножа для мяса.

Он отгоняет фантазию. Гардинер тычет пальцем в воздух, склоняет лорда-канцлера к своей точке зрения. Причитания и стоны дурака становятся невыносимы.

– Отец, – просит Маргарет, –

отошли Генри.

Мор встает, хватает Генри за руку. Все глаза прикованы к ним. Гардинер спешит воспользоваться затишьем, наклоняется над столом и тихо спрашивает по-английски:

– Мастер Ризли. Напомните мне. Он работает на вас или на меня?

– Я думал, на вас. Сейчас он хранитель малой печати, а значит, в подчинении у королевского секретаря, не так ли?

– Тогда почему он вечно пропадает у вас в доме?

– Он не подмастерье. Захочет – приходит, захочет – уходит.

– Думаю, он устал от священников. Хочет научиться чему-нибудь от… как вы себя нынче зовете?

– Человеком дела, – отвечает Кромвель просто. – Герцог Норфолк как-то сказал, что я держусь так, будто со мною должны считаться.

– У мастера Ризли глаз наметан на выгоду.

– Надеюсь, не у него одного. Иначе зачем Господь даровал нам глаза?

– Он хочет разбогатеть. Всем известно, что у вас деньги так и липнут к рукам.

Словно тля к хозяйским розам.

– Увы, – вздыхает он. – Не липнут, а утекают. Вы же знаете, Стивен, как я расточителен. Покажите мне ковер, и я тут же влезу на него с ногами.

Дурака выбранили и прогнали. Мор возвращается к столу.

– Алиса, я предупреждал насчет вина. У тебя нос стал багровым.

На застывшем лице жены испуг и досада. Юные дамы, которые понимают по-латыни, опускают головы, принимаются изучать собственные руки, теребить кольца, подставляя камни к свету. Затем что-то шлепается об стол, и Энн Крезакр, вынужденная перейти на родной язык, восклицает:

– Генри, прекрати!

Комнату опоясывает галерея с окнами в нишах. Высунувшись из окна, дурак швыряет в них сухими корками.

– Не пугайтесь, хозяин! – кричит Паттинсон. – Это сам Господь на вас сыплется!

Дурак попадает в старика, который от неожиданности вздрагивает и просыпается. Сэр Джон растерянно обводит сидящих взглядом; салфеткой вытирает с подбородка слюну.

– Эй, Генри! – кричит Мор. – Ты разбудил моего отца. А еще ты богохульствуешь и переводишь хлеб!

– Да выпороть его, вот и все, – бурчит Алиса.

Кромвель оглядывает собравшихся со странным чувством, которое принимает за жалость; словно сильный удар за грудиной. Он верит, что Алиса женщина добросердечная, и продолжает верить, даже когда, получив дозволение, благодарит хозяйку дома по-английски, а та неожиданно выпаливает:

– Томас Кромвель, почему вы не женитесь?

– Не берут, леди Алиса.

– Глупости! Ваш хозяин впал в немилость, но вы-то сами не обеднели. Денежки за границей, дом в городе. Король вас жалует, муж врать не станет. А мои товарки судачат, что и по мужской части вы не промах.

– Алиса! – восклицает Мор. Улыбаясь, он сжимает и трясет запястье жены. Гардинер смеется:

басовитый хохот звучит глухо, словно из подземелья.

Когда они подходят к барке королевского секретаря, на них веет душным ароматом садов.

– Мор ложится в девять, – замечает Стивен.

– С Алисой?

– Говорят, что нет.

– Завели в доме шпиона?

Стивен не удостаивает его ответом.

В сумерках на воде пляшут огоньки.

– Господи, как я голоден! – жалуется королевский секретарь. – Надо было прихватить пару корок или стянуть белого кролика. Я готов проглотить его сырым.

– Думаю, Мор не позволяет себе быть простым и понятным.

– Еще бы. – Гардинер съеживается под балдахином, будто мерзнет. – Однако всем вокруг известны его взгляды, которые он готов отстаивать до конца. Принимая должность, Мор заявил, что не станет заниматься королевским разводом, и король уступил, вот только надолго ли хватит его уступчивости?

– Я говорил не о короле, а об Алисе.

Гардинер смеется.

– По правде сказать, если бы она понимала, что он про нее говорит, то велела бы кухарке ощипать и зажарить муженька!

– А если она умрет? Он о ней пожалеет?

– Женится, не успеет остыть тело. Найдет кого-нибудь еще уродливее.

Кромвель размышляет: тут возможно пари.

– Эта юная особа, Энн Крезакр. Она ведь наследница, сирота.

– Кажется, с ней связан какой-то скандал.

– После смерти отца соседи похитили ее, чтобы выдать замуж за сына. Юнец изнасиловал девочку. Ей было тринадцать. В Йоркшире. Милорд кардинал был в ярости, когда узнал. Желая защитить Энн, он отдал ее под опеку Мору.

– Здесь ей ничто не угрожает.

Кроме унижений.

– С тех пор как сын Мора на ней женился, он живет за счет ее поместий. Земля приносит ей сотню в год. Энн может позволить себе нитку жемчуга – и не одну.

– Вам не кажется, что Мор недоволен сыном? Юноша совершенно непригоден к делам. Впрочем, говорят, ваш отпрыск тоже не блещет талантами. Скоро и вам придется подыскивать подходящую наследницу.

Кромвель не отвечает. Все так. Джон Мор, Грегори Кромвель. Что сделали мы для сыновей? Вырастили праздных джентльменов, но кто упрекнет нас в том, что мы хотели для них легкой жизни, которой не знали сами? Мор, конечно, великий труженик – в этом ему не откажешь. Вечно читает, пишет, говорит о том, что считает важным для христианского сообщества.

– Впрочем, вы еще можете завести сыновей, – говорит Стивен. – Неужели вы не задумывались о новом браке, как советует Алиса? Она весьма высокого мнения о ваших достоинствах.

Ему становится страшно. Как в случае с Марком: люди воображают то, чего не могут знать наверняка. Он уверен, про них с Джоанной никто не догадывается.

– А вы сами не подумывали о женитьбе?

От воды тянет сыростью.

– Я священник.

– Бросьте, Стивен. У вас должны быть женщины, разве нет?

Молчание так оглушительно и тянется так долго, что становится слышно, как весла опускаются в Темзу и с плеском поднимаются вверх. Слышно даже, как с них стекает вода. С южного берега доносится собачий лай.