Vulgata
Шрифт:
— Почему вы не сказали мне, что у вас эпилепсия?
— Надеялся, что пронесет.
— Как часто у вас случаются приступы?
— Два, три раза в год. Но этот что-то рановато — последний раз был всего три месяца назад. Наверное, я слишком нервничаю в последнее время. А может, болезнь прогрессирует. Эпилепсия может прогрессировать?
— Я не знаю. Слушайте, вам нельзя служить в розыске.
— Нельзя. Я даю взятки врачам на медкомиссии.
— Майор знает?
— Нет. Слава богу, ты первый в отделении, кто видел меня в таком состоянии.
— Вы должны
— На кой черт мне уходить с работы? — Спирин раздраженно взглянул на Дениса. — Что, я сразу вылечусь? И потом, в сорок пять лет поздновато обучаться новой профессии, ты не считаешь?
Денис свернул с шоссе на Набережную улицу, которая пересекалась с Малой Псковской.
— Вы из-за своей болезни все еще ходите в капитанах?
— Нет. Просто я считаюсь худшим сотрудником отделения. За пять лет раскрыл только четыре дела. Правда, это были очень важные дела, за которые другие не решались браться. И потом, я имею неприятную склонность говорить начальству правду в глаза. И делаю только то, что считаю нужным.
Помолчав, Спирин добавил:
— Мне много раз угрожали расправой. Не начальники, конечно — те люди, против которых я заводил уголовные дела. Десять лет назад какие-то молодчики избили меня до полусмерти. На мне не было живого места. Я два месяца лежал в больнице. Мне вводили пищу внутривенно, потому что я не мог глотать.
— После этого у вас начались приступы?
— Нет, приступы у меня с детства. Но после черепно-мозговой травмы они усилились.
Денис повернул на Малую Псковскую. До дома Спирина оставалось два квартала.
— Из-за этого от вас ушла жена?
Спирин усмехнулся.
— Жена ушла от меня, потому что я эгоистичный козел, который думает только о работе. Наша встреча была одной из тех неприятностей, которые всегда приходят не вовремя. Сейчас, спустя годы, я понимаю, что моя любовь к ней была всего лишь сексуальным влечением. Ее чувство ко мне выражалось насмешками и поучениями о том, как надо жить. Она все время пыталась вывести меня из себя, потому что ловила от этого кайф.
Как только мы в первый раз переспали, мое «чувство» к ней сразу пошло на убыль. Но она все-таки женила меня на себе. Я сто раз говорил ей, что из этого ничего хорошего не выйдет. Но она отмахивалась — чего слушать какого-то там мужчину? Сама она головой совершенно не думала. Ее подгоняло время и тот факт, что все ее подруги уже выскочили замуж за всяких придурков. Не думаю, что жена понимала, какой я человек. Впоследствии, она, конечно, разочаровалась, и виноват в этом оказался я, а не ее глупость и трусость.
Да и я к третьему году брака уже не любил ее. К тому времени у нас родилась дочка, и мы жили вместе ради нее. Потом все равно развелись — слишком поздно. Жена нашла свое счастье — такую, знаешь, милую посредственность с залысинами и в нелепых очечках. Я пару раз переспал с женщинами, но в брак вступать зарекся. Дочка со мной не хочет общаться, потому что мать настроила ее против меня. Впрочем, не думаю, что я очень хороший отец. Но раз в неделю мне бы хотелось если не увидеть ее, то хотя бы
— Как-то все грустно очень, — сказал Денис.
Спирин кивнул.
— Да. Но так оно и бывает.
R
Спирин жил в одноэтажном деревянном доме, обшитым снаружи рифлеными листами алюминия, выкрашенными в серый цвет. Тонированные оконные стекла отражали горящую в солнечных лучах улицу. Низкую оградку заросшего сорняком палисадника выкрасили в сине-зеленый цвет.
В доме Денис с радостью увидел русскую печь, которую Спирин, по всей видимости, сложил сам. На полу у печи лежала небольшая вязанка дров.
Капитан, уже почти оправившийся, усадил Дениса на диван в зале, а сам отправился на кухню. Пока его не было, юноша с любопытством огляделся. Главным украшением комнаты был плоскоэкранный телевизор с плазменной панелью. Телевизор был подключен к цифровой приставке В углу стоял шкаф со стеклянными дверцами. В нем на полках стояли книги — в основном, русская классика. Денис подошел, взял с полки «Войну и Мир». Вдруг вспомнил, что так и не прочел ее до конца, хотя пытался неоднократно.
Просматривая книгу, юноша забылся, и не заметил, как в комнату вошел капитан. Вытирая руки кухонным полотенцем, он через плечо Дениса заглянул в книгу.
— Мне всегда было интересно, в чем секрет толстовского стиля?
Денис захлопнул книгу и поставил ее обратно.
— Он использует длинные периоды. Это создает ощущение силы.
— Да? Ты так думаешь?
— Так думал Чехов.
— А я думаю по-другому. Толстой использует в русской речи английский синтаксис. Потому что русского синтаксиса в литературе тогда не было. Дворяне говорили по-французски. Толстой решил стать новатором, и ввел английскую структуру предложения. Вот, например: «В комнату вошел князь со светлым выражением на плоском лице». Это чисто английская форма.
— Вы еще и в этом разбираетесь?
— Если долго и упорно думать, можно разобраться в чем угодно. А вот эту читал?
Спирин постучал пальцем по корешку «Преступления и Наказания».
— Нет. А вы?
— Не один раз. Ты знал, что следователям и оперативникам рекомендуют для чтения эту книгу?
— Неужели? И зачем?
— Учиться у Порфирия Петровича раскалывать «клиентов». Ладно, пошли на кухню. Еда стынет.
На кухне их ждала жареная картошка с селедкой. Главным украшением стола служила запотевшая от холода бутылка водки.
— Ну? — Капитан поднял стопку. — Помянем твою зазнобу.
Они чокнулись. Выпили.
Капитан закурил, облокотившись на спинку стула. Прикрыл глаза.
— Моджахеды в Афгане делали снафф, — сказал он. — Нас было двести человек военнопленных. Мы сидели в яме. Афганцы сливали туда помои, мочились нам на головы. Мы ловили мочу ртом, потому что умирали от жажды.
Два месяца мы ждали, пока власти соизволят поменять нас или выкупить. Но про нас, кажется, забыли.
Вместо них явились американские журналисты. Они хотели снять кино про афганскую войну.