Vulgata
Шрифт:
«Может, это и к лучшему, что меня уволили. Появился шанс пожить нормальной человеческой жизнью».
Однако, спустя какое-то время радостное волнение сменилось беспричинной тревогой. Обычно это состояние предвещало приближение очередного приступа. Но на этот раз капитан чувствовал, что причина не только в его болезни. Он поймал себя на том, что то и дело чешет запястья, грудь и шею. Он осмотрел себя, желая выяснить, нет ли у него сыпи. Ее не было. Но желание почесаться вновь охватило его с неожиданной силой.
Капитану показалось, что в комнате слишком душно и как-то тесно. Наспех одевшись, он почти выбежал из дома. Запер дверь, чего обычно
Он бродил по улицам города, заполненным праздным людом. Капитан не мог разделить беспечную радость отдыхающих, и чувствовал себя отделенным от толпы какой-то невидимой стеной. Все казалось ему тусклым, воспринималось будто сквозь толстый слой ваты. Из парка доносилась бодрая веселая мелодия. Кажется, на мотив какой-то песенки Эдит Пиаф. Николаю Андреевичу музыка почему-то показалась зловещей, будто предвещающей скорую беду. Несмотря на это, а скорее, именно поэтому, он направился в парк. Мелодия пробуждала в его сердце тревожное и радостное чувство, и тянула его, будто магнитом.
Несмотря на тревогу, Спирин сохранял удивительную ясность сознания. Выражения лиц, обрывки разговоров, пение птиц, цвет, марки и модели проезжающих по дороге машин — ничто не ускользало от его вдруг обострившегося внимания. Он слышал даже стук собственного сердца.
Вот и парк. Над прогулочными дорожками между деревьями рабочие натянули транспаранты с праздничными приветствиями в честь Дня Города. На столбах висели динамики, из которых изливалась громкая музыка. В пруду плавали селезни с бутылочного цвета головами и желтыми клювами. То и дело какая-нибудь птица, разражаясь ворчливым кряканьем, погружала голову в воду.
«Интересно, зачем это они окунаются, — думал Спирин (мысли его были удивительно рассеянными и неясными, контрастируя с нечеловеческой четкостью восприятия его органов чувств). — Может, ловят рыбу. Хотя какая же в этом пруду рыба? Наверное, просто хотят освежиться».
Спирин не мог понять, зачем думает эти глупости. Ему казалось, что он должен думать о чем-то другом, но не может сосредоточиться, и потому отвлекается на всякие мелочи.
О чем он должен думать, но никак не решается?
Об этом странном чувстве, что за ним в толпе кто-то следит.
Как только капитан так подумал, его тревога сразу исчезла. Ее место заняло странное спокойствие.
Он вышел из парка и направился в сторону реки.
Некоторое время за ним следовал ансамбль народной песни, который Спирин несколькими минутами ранее видел на сцене. Ансамбль участвовал в конкурсе. Впереди, обмахивая себя цветастым платком, шла женщина лет сорока в традиционном наряде. Ее сильно опухшее лицо, резкий смех и странные, вызывающие движения выдавали в ней гулящую компанейскую женщину, любительницу выпить. Следом за ней шли музыканты. Один из них играл на баяне, другой тряс в воздухе чем-то, напоминавшем детскую погремушку. Третий, с лихо заломленной на затылок фуражкой, украшенной алым цветком, ритмично хлопал в ладоши. Женщина, нисколько не смущенная отсутствием внимания со стороны прохожих, орала на всю ивановскую:
Программист, программист, Шишка фиолетова, Тебе девки не дают Только из-за этого!Ансамбль следовал за Спириным до конца улицы. За это время женщина исполнила несколько таких куплетов, после которых следовал традиционный
У цветочного магазина группа ребят окружила толстого мальчика. Ребята кидались в него комьями грязи. Нападавших было пятеро. Среди них две девочки. Толстый мальчик почти не пытался отбиться. На его пухлом лице читался плохо скрываемый страх. Он пытался сделать вид, что ему даже весело. Смотреть на это было неприятно.
Капитан не заметил, как вышел к реке. Вдоль береговой линии тянулась асфальтированная дорожка для прогулок. У дорожки были высажены березы, ели и пихты. Под их сенью стояли скамейки, которые каждый год перекрашивали заново, стараясь замазать вырезанные на спинках и сиденьях непристойности и любовные признания. Возле скамеек поставили мусорные урны. Одну из них опрокинули. Содержимое урны вывалилось прямо на дорожку.
Обычно на скамейках сидели, глазея на реку, уставшие от ходьбы пенсионеры или юные парочки. Но сейчас все на праздновании Дня Города, и берег пуст. От солнца здесь не спрятаться, не скрыться. Капитан пожалел, что не надел бейсболку и солнечные очки.
Он ощутил внезапную усталость. Вдобавок не мог понять, зачем пришел именно сюда. Будто какая-то сила его притащила на этот берег.
Николай Андреевич сел на одну из скамеек. Вытер со лба пот. Некоторое время он просто смотрел на реку, от которой исходил неприятный запах водорослей. Над гладью воды планировала отбившаяся от стаи одинокая чайка.
Капитан вновь задумался о предстоящем свидании с дочерью. На губах его заиграла улыбка.
Несколько раз мимо него протрусила бродячая собака. Ее бока были ободраны, глаза смотрели с печальной надеждой. Капитан с интересом наблюдал за животным. Пес подбежал к опрокинутой урне, обнюхал валявшийся на дорожке мусор. Не обнаружив ничего съедобного, отбежал на газон, где и задрал лапу возле ближайшей березы. Спирин рассмеялся. Сделав свои дела, собака подбежала к капитану и начала обнюхивать его щиколотку. Только теперь Николай Андреевич заметил, что один глаз пса покрыт катарактой. Ему стало жалко зверя, хотя Спирин и знал, что лечение катаракты мало что изменило бы — собаки от природы почти ничего не видят. Он наклонился и погладил пса. Тот смотрел на него своими доверчивыми, умными, печальными и подслеповатыми глазами.
— Ну? — с улыбкой и почти шепотом сказал Спирин. — Что грустишь, псина? У тебя тоже никого нет?
Пес часто и с надрывом дышал, вывалив из пасти длинный розовый язык.
— Ты голодный, наверное, — продолжал капитан. — Хочешь мяса?
Он поднялся со скамейки.
— Пошли, до магазина дойдем. Пойдешь?
Капитан знал также, что миф, будто собаки чуют плохого человека и начинают рычать при его приближении, не соответствует действительности. Собаки рычат и лают на людей, которые употребляют сильный парфюм, поскольку то, что для человека является приятным запахом, им кажется невыносимой вонью.
Потому пес не зарычал, когда за спиной Спирина возникли двое мужчин в кожаных куртках. Они выслеживали капитана от самого дома.
Затылок Спирина потряс удар кастетом. Он не успел понять, что происходит. Только что гладил собаку — а в следующий миг уже лежит на земле, ощущая, как по затылку течет что-то теплое и горячее.
«У меня солнечный удар, — успел подумать он, прежде чем две пары сильных рук подняли его и потащили к спрятанной за деревьями машине. — Солнце упало мне на голову».