Вулкан жив
Шрифт:
— Почему мы медлим? — прорычал он.
Нарек не удостоил его взглядом. Он опустил бинокль.
— План изменился, — сказал он, пересылая приказы по воксу остальным своим людям. — Нам велено захватить человека. Живым.
— Ты ведь не серьезно, — рыкнул Амареш, хватая Нарека за наплечник. Одним движением охотник вывернул воину запястье и опрокинул его на землю — так быстро, что остальные почти ничего не заметили. Амареш хотел подняться, но обнаружил, что к горлу его прижат нож Нарека. Одно движение — и он пройдет сквозь горжет, кожу шеи и кость.
— Абсолютно серьезно, — сказал ему Нарек. — Дагон, —
Дагон отрывисто подтвердил приказ.
— Инфрик, обойди спереди и… Подожди, там что-то есть, — перед этим Нарек поднял взгляд, оценивая расположение своих людей. Тогда он и заметил совсем слабый блеск металла, отразившийся в линзе бинокля. — Умно…
Амареш только успел подняться на ноги, когда болтерный снаряд влетел ему в затылок, прошел голову и покинул ее через левую линзу, разбрызгивая кровь и ошметки плоти. Даже столь одаренный легионер, как Амареш, не мог после этого выжить.
Нарек бросился на пол.
Он сомневался, что снайпер станет стрелять во второй раз, — во всяком случае, целенаправленно. Он знал этого стрелка. Это был легионер с градирни, следивший ранее за ним и Дагоном. Амареш подергивался в последних предсмертных судорогах. Нарек осознал, что противник ему нравится.
Планы опять изменились.
Он снова открыл вокс и спокойным голосом приказал:
— В атаку.
Глава 21 Муки
Я видел тьму, смотрел на нее в своих снах. Я стою на краю бездны. Мне не спастись, моя судьба мне известна. Ибо таково будущее, и ничто не может его предотвратить. А потому я делаю шаг вперед и приветствую черноту.
Я вновь вернулся из тьмы, но только теперь знал, как и почему. Для большинства людей узнать о своем бессмертии было бы великим счастьем. Разве это не вечное стремление человечества — продолжаться, жить дальше, увеличивать число отпущенных лет? Криогеника, омоложение, клонирование, даже договоры с колдовскими созданиями… В науке ли или в суеверии, но человек всегда искал способы избежать конца. Он всегда попытается обмануть смерть, если сможет, и все ресурсы своей жизни посвятит тому, чтобы продлить ее еще хоть немного.
Меня нельзя убить. Во всяком случае, ни я, ни мой злобный брат не знаем, как можно это сделать. Это не закончится. Никогда.
Знать, что ты бессмертен, — это знать, что время ничего не стоит, что любая цель, которую ты перед собой поставишь, однажды может быть достигнута. Ты не состаришься. Ты не станешь калекой или не одряхлеешь. Ты никогда не умрешь.
Для многих людей бессмертие стало бы величайшим даром.
Для меня оно стало источником отчаяния.
Когда я очнулся, призрачная боль в груди напомнила мне об орудии, которым заколол меня брат. Керз не сумел меня убить. Он пытался, старательно пытался. И невольно возникал вопрос, что же он предпримет в следующий раз.
Ответ не заставил себя ждать.
Попытавшись пошевелить руками, я осознал, что не могу этого сделать. Я еще не до конца пришел в себя и не сразу понял, что меня не сковывали цепи и я не находился в жутком зале,
Сначала я почувствовал на плечах груз, тяжелый и колющий. В мою плоть были вогнаны болты и гвозди. Конструкция, на которой меня распяли, представляла собой некий металлический каркас человекоподобной формы, усеянный шипами и иглами и снаружи, и внутри, в сторону носителя. Грубый механизм сжимал челюсть, не давая открыть рот. Губы были сшиты проволокой. Ноги и руки были закованы в металл, при этом от рук отходили клинки.
Кто-то дернул за ниточки моей ссутулившейся марионетки, и я почувствовал, как моя левая нога поднялась и опустилась, сделав один шаг.
— Хннн… — попытался я заговорить, но лезвие во рту заглушило все протесты.
Я стоял в коридоре с настолько низким потолком, что мой бронированный каркас задевал его. Массивная металлическая машина смерти заполняла тоннель в ширину. А впереди, в почти непроглядном сумраке, я увидел глаза — широко распахнутые, но округлившиеся еще больше при виде меня или того, во что я превратился.
— Бежим! — сказал мужчина в грязной и изорванной форме Армии своему спутнику. Они помчались в темноту, а я последовал за ними, царапая металлической головой потолок. Сначала я шагал медленно, но скорость неуклонно возрастала. Повернув за угол, я увидел их: они выбрали неверное направление и оказались в тупике. Я уловил аммиачный запах и понял, что один из солдат обмочился. Второй пытался сорвать со стены трубу, рассчитывая использовать ее в качестве импровизированного оружия, не желая умирать без боя.
Он взмахнул ей для пробы, как человек у костра, пытающийся отогнать хищника зажженным факелом. До меня донесся тихий щелчок металла: где-то далеко повернули рычаг. Коридор вдруг залил резкий свет от фонарей на моем каркасе, ослепив двоих смертных. Я пытался сопротивляться, но бронированная оболочка бросила меня на них, и зазубренные лезвия на руках с хриплым ревом ожили.
Я пытался остановить их. Я напрягал мышцы и бился, но едва мог пошевелиться. Всего лишь пассажир в этой машине — и мне оставалось лишь смотреть, как я перемалываю людей в кровавые ошметки, и слушать их крики. Все закончилось милосердно быстро, и в воздухе опять повисла тишина. Ее нарушал лишь шум моего отчаянного дыхания и шлепки плоти, комками падавшей на пол с забрызганного каркаса.
Кто-то пробежал за спиной, и мой убийственный доспех развернулся, словно почуяв жертву. Я опять зашагал по коридору в погоне за новыми жертвами. Я боролся, но не мог ни остановить, ни замедлить машину.
В глубине следующего тоннеля виднелось три силуэта — еще одни рабы моего брата. Меня заковали в смерть и выпустили на них в эти коридоры. Керз вынуждал меня убивать их.
Моя неуклюжая поступь превратилась в бешеный бег, грохочущие шаги похоронным звоном отдавались в ушах. Опять включились фонари, накаляя воздух и жужжа у лица, и я разглядел этих троих. Небритые дюжие ветераны, с мрачным видом хранившие спокойствие, пока я бежал на них. Один соорудил из куска обшивки топор, обмотав узкий конец тряпкой, чтобы использовать его в качестве рукояти, у второго была импровизированная дубинка, как у моей последней жертвы, третий просто сжимал кулаки.