Введение в человечность
Шрифт:
А тут и оно явилось. Воплощенное зло. В лице заведующего лабораторией прикладной геномеханики товарища Тычкова Льва Макаровича. Сначала в проем приоткрывшейся двери показалась белая борода, за которой последовал красный нос, напоминающий перезрелую грушу неизвестного сорта, а уж потом ввалилось нечто кривоногое и пузатое.
– Привет, бездельники! Сегодня нам предстоит выполнить сверхважное поручение начальства.
– Какое сверхважное? – в один голос переспросили ребята.
– Самое, я бы сказал, сверхважное. Надо кресла из актового зала
– Так, Макарыч, мы ж на восьмое марта… Сейчас микробиологов очередь.
– Знаю. Знаю, что биологов. Но они нам спирт пятничный обещали простить. Так что, руки в ноги и рысцой на второй этаж.
– Не правильно это, – попытался возразить Коля. – У нас работы выше крыши.
– Без разговоров, сказал. Пока я здесь решения принимаю. Кстати, Чудов, ты в пятницу колбасу стащил? – нехорошо посмотрел Тычков в сторону Николая. Ох, не понравился мне этот взгляд.
– Нет, Лев Макарыч, я ее здесь, в шкафу, оставил. А что, пропала? – ну, артист, весело подумал я.
И тут я решил справиться с проблемой, которую представлял из себя завлаб. С той проблемой, которую Саше с Николаем было не решить без моей помощи. К тому же, технология обкатана, надо только, чтобы встал он куда-нибудь, чтоб при падении головой посильнее треснулся. Имелись, конечно, сомнения – а ну как нервы у Тычкова крепкие, вдруг выдержат мою психологистическую атаку? С другой стороны, чего я теряю? Ровным счетом, ничего. Попробовать, в любом случае, стоит. Только бы ребята раньше времени лишнего ничего не ляпнули.
Тычков тем временем подходил к шкафу, чтобы удостовериться в правдивости Колиных слов. Я лежал, дрожа от внутреннего напряжения, собирался с силами… Ага, дверцу открывает… лапу свою немытую ко мне протянул… Что же у него за спиной-то? А! Пора действовать, такой случай упускать нельзя. В тот момент, когда злобный Дед Мороз поднял меня с полки, я изогнулся, как только мог, и заорал со всей колбасьей дури:
– Положи туда, где взял и не смей меня трогать без разрешения!
– Это что? – удивился Макарыч.
– А что, колбаса разговаривает? – прошептал Саша и мастерски сделал испуганные глаза. Подыграл мне, умница!
– Кто? – Видимо не до конца еще сообразил, с кем имеет дело, товарищ завлаб.
Вот тут-то уж я покуражился:
– Ты тупой? Это я тебе говорю. Колбаса, если будет угодно. А вообще-то у меня имя есть – Сервелат Московский.
Эффект, Леша, превзошел все мои ожидания. Я то думал, что он просто в обморок рухнет, но получилось куда интереснее. Дело в том, что в институте все знали, что Макарыч алкоголя потребляет цистерные количества. И в профкоме его предупреждали, и в парткоме, что алкашам в серьезном заведении, коим является институт, делать нечего. Мол, или вы, Лев Макарович, пить завязываете, или ищите себе новое место. Не посмотрим, что без пяти минут доктор наук. Нам горячечные не нужны.
А тем временем стрелки настенных часов неуклонно приближались к полудню. Зазвонил
– Макарыч, тебя из профкома. Поговоришь?
Но Тычков только что-то бессвязно мычал и, сидя на крутящемся белом табурете, судорожно хватал рукой воздух. Жест был Никалаю знаком не понаслышке. Он поднял с пола не опорожненную с пятницы склянку со спиртом и, налив в мерный стаканчик граммов пятьдесят, поднес шефу. Тот выпил залпом, но, вопреки ожиданиям, в себя не пришел. Саша оправдывался в телефонную трубку:
– Да ничего у нас не происходит!… Микробиологов очередь, пусть они и выносят… Не может он подойти, неважно себя чувствует… Не знаю… Может быть, сами ведь знаете… Ну я, Чудов еще…
Наконец, трубка упала на рычаг. Саша стоял, опустив плечи и боясь взглянуть на шефа. Но Николай ждал от него разъяснений. Макарыч опустил голову и смотрел немигающим, полным ужаса взглядом на шкаф, где я снова занял отведенное мне место.
– Макарыч, очнись! – позвал Саша. – Макарыч! Сейчас из профкома придут, звонили…
Но Тычкову, похоже, было на профком глубоко и по барабану. Или он ничего не слышал. Напугался, бедолага, не по-детски…
Через полчаса в лаборатории собрался весь институт. Завлаб в себя так и не пришел. Что делать? Вызвали скорую. Эх, Леша! Не думал я тогда, что так все пойдет. И не заморачивался над тем, чем подобная шалость обернется для нас с Николаем в будущем.
Когда Тычкова уводили под руку двое здоровых мужиков в белых халатах, повисла под потолком звенящая тишина. Мне б тогда сказать пару слов – все, может, и иначе обернулось бы. Но я молчал. Из мести гадской и из-за обиды проклятой. Макарыч санитарам не сопротивлялся, лишь бормотал себе под нос единственную фразу: «Вы колбасу говорящую видели, а? Каково? Докатились…»
– Докатился, – словно эхом отозвался седенький доктор из скорой. – Докатился до белой горячечки ваш коллега. Ничего, товарищи, не волнуйтесь. Месяцок побудет у нас, подлечим. И выпишем. Не узнаете! И не таким экземплярчикам головку на место ставили. Этот еще ничего… На Деда Мороза похож… Семья-то в курсе?
Никто доктору не ответил. Он и ушел тихонечко.
Такая вот, Леша, трагедия приключилась. Уж больно мне за ребят обидно было. Ведь видел же я, что завлаб – порядочная свинья. Сердцем чувствовал, что поделом получил. А все равно осадок нехороший на душе остался…
Через час приказом по институту и.о. заведующего лабораторией был назначен Николай Чудов. Но и ему новая должность и четвертак к получке радости, похоже, не принесли. Со мной он три дня не разговаривал. Да и Саша шкафчик, где я лежал, стороной обходил. А что я? Я молчал. Понимал все…
Со временем, конечно, ситуация исправилась. В лабораторию пришли две молодые сотрудницы. Коля с Сашей занялись моей проблемой на полном серьезе, девчонки им помогали, но больше никто в институте о существовании Сервелата Николаевича не знал. Скандала ребята не желали. Да и кто ж его из нормальных людей хочет, скажи мне?!