Введение в человечность
Шрифт:
Слава колбасному богу, не поддался я искушению, а то так колбасой бы и остался, пусть даже феноменальной.
– Не бойся, Большой Змей, все в порядке будет. – Наташа, видимо, чувствовала мое пасмурное настроение и пыталась меня утешить. – Ничего не прекратится. Ты таким же замечательным останешься, только внешность поменяешь. Думай, что обычная пластическая операция, хорошо?
– Хорошо, – отвечаю, а самого такое волнение дикое переполняет, что чуть из шкурки не выпрыгиваю.
Всю дорогу, что в институт шли, думал о прошедшей своей жизни. Каково в чужом теле оказаться? Что ждет меня? Ну, стану я человеком, дальше-то как жить? Хорошо
Пришли. Все уже были на месте, только нас дожидались.
– Ну что, – тон Николая показался мне деловым, – колбаса, готов человеком стать?
– Всегда готов, – отвечаю, а сам чувствую, что ни хрена я не готов.
– Тогда, – говорит, – поехали.
Ну и поехали, значит. Сначала Коля мне всю процедуру долго и нудно объяснял, но я, если честно, не слушал ничего, так, поддакивал время от времени, соглашался… Зря я, Леша, не слушал, потому что знать не знал, что так в действительности все страшно окажется…
Я и думать не думал, что резать меня станут. Вообще, черт его знает, что я только думал! Но это не все еще… Эх, кабы раньше-то предположить… Знаешь, Леша, что они учудили? Руку на отсечение даю, никогда не угадаешь! Ну? Нет вариантов? Естественно! Николай решил меня в чужое тело заселить, представляешь?
Наталья села за телефон, начала морги обзванивать. Представлялась официальным представителем нашего серьезного учреждения, чтобы не отказали. Блефовала, конечно, а что делать?! Так просто кто ж покойника даст для опытов?
Николай, тем временем, меня препарировал на тоненькие дольки, которые в приборы разные рассовывал. Объяснял, что нужно получить несколько генетических экстрактов (как думаешь, в терминах снова не путаюсь? Впрочем, не важно). Парочка наша лабораторная, Саня с Аленкой, на подхвате у него бегали, суетились.
То немногое, что осталось от моего некогда великолепного тела (жалкое, скажу тебе, зрелище) еще трепыхалось на разделочной доске, остальное кипело, испарялось, разлагалось на молекулы и атомы, составлялось в какие-то генетические цепочки… Я начал терять сознание. Последнее, что промелькнуло у меня в мозгах перед полным забвением, были слова из какого-то кино: «Скорее электрошок, мы его теряем!…» И я погрузился во тьму…
Проснулся ночью. Никого вокруг нет, лежу на чем-то мягком – на кровати, наверное. Из носа какая-то трубка торчит и в темноту уходит. Из носа, Леша, представляешь? Из моего носа! Нет, ты вслушайся в эту фразу! Если сказать, что обалдел, значит, ничего не сказать. У меня есть нос, значит есть и все остальное! Ура! Ур-рааа! По-лу-чи-ло-сь! Ай да, Николай! Ой, ребята, век не забуду! Что я могу для вас сделать?
Положительные эмоции, Леша, так и перли из меня. Радостно было, жить хотелось на полную катушку, по земле бегать, Наташку любить, веселиться… Всего хотелось! Всего и сразу! И чувствовал я себя таким счастливым, таким… Не передать, короче, словами.
Захотелось мне встать скорее с постели, чтобы посмотреть на себя. Ведь должно быть зеркало? Мы с Николаем об этом на всякий случай еще до операции договаривались. Ага, встал! Не тут-то было. Только изогнуться и смог… Тушку-то я, Леша, новую приобрел, а двигался все по-старому – как колбаса, в общем. Не так-то все просто, брат, оказалось на самом деле. Понял я тогда, что многому мне
Эх, Алексей, знал бы ты, как тяжело чувствовать себя колбасой, когда ты уже стал человеком. Мне тогда казалось, будто я что-то безвозвратно потерял, и этого непонятного чего-то было так же безвозвратно жаль. Если раньше знал я, чего хочу, цель в моей жизни была, то теперь чувства мои пребывали в полном смятении. Началась душевная паника, нестерпимая ломка. Да, я понимал, что стоит только разобраться в себе, разложить все по полочкам, и жизнь моя вновь наполнится смыслом. Но как это сделать, когда думаешь сразу обо всем? Словно мечешься по мелководью от одной скалы к другой, а вода прибывает и прибывает. Кажется, что не успеешь, что сейчас приливная волна накроет тебя с головой, и от этого начинаешь паниковать и суетиться все сильнее. А догадаться, что стоит всего-то взобраться на одну из скал – смекалки не хватает. Смятение уже тобой овладело…
Была надежда, что вот-вот откроется дверь, и войдет кто-нибудь, протянет руку помощи, вытащит меня из проклятого этого состояния. Но никто не приходил. Темнота начинала давить на мозг, разрушая его черным мистическим ужасом. Я попытался успокоиться и заснуть, но только закрывал глаза, сразу появлялись передо мной жуткие чудовища, которые, словно сговорившись, вторили друг другу – ну что, Сервелат, допрыгался? Отныне ты человек, человек, человек… Теперь жизнь твоя превратится в кошмар, кошмар, кошмар… Ты теперь один из миллиардов этих примитивных двуногих, но далеко не лучший из них… Ты стал посредственностью… Но ведь ты этого хотел, хотел, хотел… Получил?
Получил, получил, получил…
Господи, как я в ту ночь с ума не сошел? Сам не знаю. Честное слово – как вспомню, Леша, так вздрагиваю…
Заснуть, наконец, удалось.
Разбудили меня веселые голоса, звучавшие совсем рядом:
– Нет, Наташка, ты только посмотри на него! Вылитый Ален Делон! Да, везет же некоторым. Мой-то Саня, скорее на артиста Леонова похож, – смеялась Аленка.
– Зато, добрый и умный. Чего тебе еще надо? Хорошего человека встретила – держись за него. Знаешь, Алена, Сашка – мужик надежный. Он тебя всю жизнь, как буксир за собой тащить будет. А это, поверь моему горькому опыту, большая в наши дни редкость. Антиквариат. Такие, как Саня с Николаем, на вес золота.
Я узнал Наташин голос. Она говорила серьезно. Интересно, какой такой горький опыт у нее, уж не я ли? Да нет, с чего бы это. Я ей плохого не делал, да и не сделаю никогда, надеюсь. Потому что люблю очень. Странно, ничего она мне не рассказывала…
– Ой, смотри, глаза открыл! Ну, как ты себя чувствуешь? – первым заметила мое пробуждение Аленка.
– Привет, Большой Змей, поздравляю с удачным завершением первой фазы эксперимента. Ну, чего ты такой грустный? – Наташа смотрела на меня тепло, но как-то, как мне показалось, слегка отстраненно, будто и впрямь я любимая за одни лишь глаза знаменитость.