Введение в чтение Гегеля
Шрифт:
Р. 413, последняя строка, и р. 414 /с. 314–315/. — «Наличной» реальности Мира (пред-революционного) больше нет. Осталась лишь Schein, видимость Мира и Государства. Христианско-буржуазный реальный Мир, а равно христи- анско-буржуазная идеология также нигде больше не существуют, кроме как в сознании тех, кто оправдывает (и оплакивает) или осуждает эти исчезнувшие Мир и Идеологию. Общности более нет, есть лишь отдельные люди, Единичности. И Государство существует лишь в их мыслях, в их Конституционных прожектах. Единичности эти редуцированы к их «внутренней», лишенной объективности реальности, к их «революционному сознанию». Они суть «reine Metaphysik» /«чистая метафизика»/, они могут думать (и говорить) все что угодно. И нет больше Мира, есть только неструктурированный Gegenstand, место (пустое) для Мира. [97] Sein-fur- Anderes нашло убежище в Fur-sich-Sein, в Selbst / самости/, но в такой Selbst, которая неотличима от Ich и которая, следовательно, не соответствует никакой объективной (= социальной, политической)
97
«Эта нераздельная субстанция абсолютной свободы возводится на мировой престол, и никакая сила не в состоянии оказать ей сопротивления. В самом деле, так как одно лишь сознание есть поистине стихия, в которой духовные сущности или силы имеют свою субстанцию, то вся их система, которая организовалась и поддерживалась делением на массы, рухнула, когда единичное сознание понимает предмет таким образом, что у него нет никакой иной сущности, кроме самого самосознания, или что он есть понятие абсолютно» (с. 315) (прим. перев.).
Р. 414, 4-я строка снизу, на р. 417 /с. 315–317/. — Описание диалектики анархистского периода в начале Революции, идеологии, которая есть не что иное, как иллюзия: абсолютная Свобода — это чистое ничто (= смерть).
Во всем этом есть один существенный недостаток: отсутствие Борьбы, Риска для жизни. (Das Тип /действование/ оказывается unmittelbar /непосредственным/, оно не опосредовано смертью, ее ничто.) Раз прежний строй умер без Борьбы, то Человек абсолютной Свободы полагает, что «действование всех и каждого» (созидающее пост-револю- ционное Государство) равным образом не требует кровопролитной Борьбы, т. е. может быть «непосредственным».
(Ср. р. 415, 12-я строка снизу/с. 315/: Все классы (Stande /сословия/) уничтожены, Человек сделался Единичным буквально, и он полагает, что именно как таковой может представлять человечество в целом; серьезное заблуждение).
Итак, эта идеология абсолютной Свободы и есть то самое «пересаженное на Землю Небо», о котором мечтал «просвещенный» Разум. (Ср. р. 413, 19-я строка). [98] На самом деле это пустота, сама себя опустошающая. Воплощением и проявлением этого самоуничтожения абсолютной Свободы является Ужас (Schrecken = опосредование смертью). [99]
98
«Beide Welten sind versohnt, und der Himmel auf die Erde herunter verplanzt» — «Оба мира примирены, и небо пересажено на землю» (с. 314) (прим. перев.).
99
У А. Кожева «Теггеиг» — «ужас, страх» и «террор». Гегель имеет в виду оба значения. Г. Шпет переводит как «ужас» (прим. перев.).
Р. 416 /с. 316/: «Est ist nach…» и т. д. /«…после снятия различенных…»/: Речь здесь идет о революционном Правлении периода абсолютной Свободы, которое кажется диктатурой (носит видимость диктатуры), потому что каждому Единичному сознанию вольнб говорить: «Государство — это я». Никто не сопротивляется этому Правлению. Оно устанавливается без борьбы; все, что оно ни скажет, — Закон (Gesetz), все, что оно ни сделает, — государственный акт (Staatsaktion). [100] Но это не диктатура, именно по той причине, что никто ему не сопротивляется:; оно устанавливается в пустоте. Оно не сцепляется с действительностью, и в действительности никому до него нет дела. Оно не может создать ничего положительного. Ни одно его предприятие не увенчивается успехом, и стало быть, никакой реальной, подлинной свободы нет.
100
«Но это единичное сознание столь же непосредственно сознает себя как общую волю; оно сознает, что его предмет есть им предписанный закон и произведенное им творение; переходя в деятельность и создавая предметность, оно, стало быть, создает не что-то единичное, а лишь законы и государственные акты» (с. 316) (прим. перев.).
Р. 416, 11-я строка снизу — р. 417 /с. 316–317, последний абзац/: То, что нужно было бы сделать тогда и что сделает позже Наполеон, — отменить наследственную сословную принадлежность и создать пост-революционное корпоративное Государство.
Р. 417, 10-я строка /с. 317/: «Kein positives…» /«Никакого положительного…»/. [101]
Революционное Правление (какое угодно) стремится осуществить абсолютную Свободу; тогда оно действительно становится диктаторским, и тогда это — «Die Furie des Verschwindens» (p. 417, 7-я строка снизу /с. 317, 20-я строка снизу/), фурия исчезновения, Ужас (Schrecken).
101
«…никакого положительного произведения или действия всеобщая свобода создать не может; ей остается только негативное действование; она есть лишь фурия исчезновения» /nur die Furie des Verschwindens/ (с. 317) {прим. перев.).
Р. 417, последний абзац — р. 419 /с. 317–318/: Описание диалектики Террора.
Правление хочет претворить свободу в действительность, оно отменяет «абсолютную»
В состоянии абсолютной Свободы каждый хочет стать диктатором и навязать свою единичную волю всем. И каждый вполне может сделать это, став, однако, лишь псевдо-диктатором, потому что воли других остаются единичными и, стало быть, непроницаемыми для его воли. Идея диктатуры есть абстрактная идея. Чтобы воплотить ее в жизнь, нужно действительно упразднить единичные воли — с помощью смерти (и Ужаса /Terreur/). Ибо нет более всеобщей воли, есть лишь единичные существа, уловимые только в их биологическом существовании, но не в их произведениях или действиях, поскольку они ничего не делают (они лишь составляют «оппозицию»). Подобное развитие событий закончится только уничтожением всех членов Общества и самоубийством (псевдо) диктатора. Террор /Ужас/ на деле есть не что иное, как самоубийство Общества. [102]
102
«Единственное произведение и действие всеобщей свободы есть поэтому смерть, и притом смерть, у которой нет никакого внутреннего объема и наполнения; ибо то, что подвергается негации, есть ненаполненная точка абсолютно свободной самости; эта смерть, следовательно, есть самая холодная, самая пошлая смерть, имеющая значение не больше, чем если разрубить кочан капусты или проглотить глоток воды» (с. 318) {прим. перев.).
Абсолютная Свобода осуществляется в борьбе Партий /Factions/. Тут только Раб (или Буржуа, бывший Раб) наконец освобождается, потому что только тут начинается для него Kampf, кровопролитная Борьба за признание, без которой его рабская натура так и останется чуждой стихии Господства, Свободы. Революционное Правление — это побеждающая Партия, и ее конечное поражение столь же необходимо, как и поражение других Партий (= Единичного). Ибо пост-революционное Правление не будет партийным, Правлением какой-то части Целого: либо оно упразднится само, либо его упразднят. Но поскольку оно — революционное, оно должно быть партийным правлением и, стало быть, управлять с помощью Террора /Ужаса/.
Благодаря Террору-Ужасу /раг 1е Теггеиг/ Человек догадывается о том, что он такое на самом деле, на самом деле он — ничто. «Der Schrecken des Todes ist die Anschauung dieses ihres (der Freiheit) negativen Wesens» (p. 419, 17—18-я строки). [103] Только пройдя через этот опыт, Человек становится действительно «разумным», и у него рождается желание построить такое Общество (Государство), в котором Свобода воистину была бы возможна. Вплоть до этого мига (до того, как им овладел Ужас) Человек (еще Раб) все еще будет отделять душу от тела, он все еще будет христианином. Но благодаря Террору /Ужасу/ он поймет, что желать воплощения абстрактной («абсолютной») Свободы — значит желать своей смерти; он поймет тогда, что хочет жить, жить телом и душой здесь, на земле, потому что только это ему на самом деле и нужно и только это принесет ему удовлетворение. Ужас, «Die Furcht ihres absoluten Herrn, des Todes» (p. 420, 4—5-я строки), [104] побуждает единичные сознания согласиться с существованием Государства, в котором они могли бы осуществиться как отдельные и определенные и вместе с тем обрести реальную и подлинную свободу.
103
«…ужас перед лицом смерти есть созерцание этой ее [свободы] негативной сущности» (с. 318, 5-я строка снизу) {прим. перев.).
104
«…страх перед своим абсолютным господином — перед смертью» (с. 319, 25-я строка снизу) (прим. перев.).
И еще раз: именно Ужас-Террор кладет конец Рабству, упраздняет сами отношения Господства и Pa6qTBa, а значит и Христианство. Отныне Человек будет искать Befriedigung здесь, на земле и в Государстве (в котором ни у кого не будет абсолютной свободы, кроме как у его главы — Наполеона; можно, впрочем, сказать, что и его свобода будет ограничена реальным обстоянием дел, тем не менее глава постреволюционного Государства совершенно «удовлетворен» своим действованием, ибо ограничивающее его свободу действительное обстояние дел является полностью его собственным произведением).
Р. 420 /с. 319/: «Der Geist ware…. до… konnte» /«Из этой сумятицы дух был бы… [до]… как особенное»/. [105] Но возврата назад нет. Вопреки видимости, пост-революционное Государство радикально отличается от до-революционных Государств.
Р. 420, 22-я строка /с. 319/: «АЬег…» /«Но в абсолютной…»/. [106] Возврата нет, потому что новое Государство полагает своим основанием абсолютную Freiheit /Свободу/, которую оно упраздняет лишь затем, чтобы осуществить ее ничто.
105
Ввиду важности цитаты приведем ее полностью: «Из этой сумятицы дух был бы отброшен назад к своему исходному пункту — к нравственному и реальному миру образованности, который благодаря страху перед господином, снова овладевшему умами, только освежился бы и помолодел. Дух должен был бы заново пройти этот круговорот необходимости и постоянно повторять его, если бы только в результате получилось полное взаимопроникновение самосознания и субстанции, взаимопроникновение, в котором самосознание, на опыте узнавшее негативную по отношению к нему силу своей всеобщей сущности, хотело бы знать и найти себя не как это особенное, а только как всеобщее, и потому могло бы вынести и предметную действительность всеобщего духа, исключающую его как особенное» (с. 319) (прим. перев.).
106
«Но в абсолютной свободе не состояли во взаимодействии ни сознание…, ни внешний мир…» (с. 319) (прим. перев.).