Введение в чтение Гегеля
Шрифт:
Бедность неотъемлема от христианского буржуазного Государства. Сам богатый Буржуа тоже беден: у него много сокровищ /des richesses/, но нет Богатства /la Richesse/.
Р. 369 /с. 278/: Диалектика благодетельствующего Богача и получающего благодеяние Бедняка. [80]
Не что иное, как Богатство, привязывает теперь Единичное ко Всеобщему; это уже не Семья и не Война. Бедняк, обделенный богатством, сведен к чистой Единичности, и, следовательно, он представляет собой чистое ничто. Это и есть та «бездонная глубина» (bodenlose Tiefe), которая разверзается под ногами богатого Буржуа (р. 370, 2—3-я строки /с. 278/). [81]
80
«Дух
81
«Богатство стоит прямо перед этой глубочайшей пропастью, перед этой бездонной глубиной, в которой исчезла всякая опора и субстанция…» (с. 278) (прим. перев.).
«Но язык разорванности есть совершенный язык и истинный существующий дух этого мира образованности (Bildung) в целом» (с. 279) {прим. перев.).
Кто же претворяет в жизнь (на самом деле, а не ограничиваясь благими намерениями, что, по Гегелю, не в счет) «евангельскую бедность»? Пролетарий, который живет в буржуазном мире, а не Апостолы. Здесь раскрывается провозглашенное Христианством ничтожество «твари».
Стало быть, не кто иной, как бедный Буржуа, заговорит на наихристианнейшем из всех христианских Языков, до такой степени христианском, что он перестанет быть христианским (сделавшись поначалу языком атеиста, а потом — революционера). Коль скоро самое существенное в христианском Языке — это само-критика, то он в конце концов обязательно сам себя снимет.
Р. 370 /с. 279/: «Wie das Selbstbewuptsein… /«Подобно тому как самосознание…»/.
Два типа Языка:
Один — конформистский, это Язык Лести, теперь он оказывается Языком «неблагородной» лести.***
Другой — нон-конформистский, Язык разорванности (Sprache der Zerrissenheit), «благородный», ибо соответствующий действительности христианского Мира; он постигает и выражает его (раскрывает словом, Логосом).*
Этот новый буржуазный Мир включает в себя «Республику y4eHbix»/«Ripublique des lettres»/ (= Бестиарий духа из главы V = Культура; Интеллектуал, который разговаривает на языке Zerrissenheit, есть ее Geist; это абстрактная культура в собственном смысле слова, чистая образованность, Bildung). Перед нами «цивилизованный мир», превозносящий «культурные ценности».
Язык Zerrissenheit /разорванности/ — это язык отчуждения и переоценки всех ценностей.
Переоценка действительных ценностей: Государства, олицетворяемого Монархом, который теперь не более чем имя, а также Богатства, в котором видят источник Зла. Интеллектуал не приемлет ни того ни другого. Он также знает, что даже идеальные ценности (Истина, Добро, Красота) и хороши, и дурны в одно и то же время. Он знает, что сам он — не такой, каким его считают, не такой, каким хотел бы быть.
Мир, в котором он живет, это такой мир, где все недовольны собой и все недовольны всем; ценности переоцениваются изо дня в день. Но в самом реальном Мире эти Словеса ничего не меняют. Предметом критики служит содержание Мира, но не сам Мир. Интеллектуал, о котором говорит здесь Гегель, не видит приближения Революции, но Гегель знает, что он ее готовит. Интеллектуал верит, что Mitte, средний термин, который составляет единство противоположностей, Единичного и Всеобщего, это и есть Республика ученых. Он верит, что «wahre Geist» /истинный дух/ представлен его фрондерской болтовней, «das allgemeine Sprechen und zerreissendes Urteilen» /«общие разговоры и разрывающие суждения»/. [82] Он верит, что его речь несокрушима и что с ее помощью он завладеет Миром.
82
Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. С. 280 {прим. перев.).
Имеется в этом Мире и «честное» Сознание (das ehrliche Bewuptsein).
Как относится «честный» Человек к Речам Интеллектуала? Для него это Племянник Рамо (Дидро), человек совершенно искренний и открытый, раскрывающий себя таким, каков он есть, — т. е. обманщиком. Речь Интеллектуала вполне правдива и вполне лжива — то и другое вместе.
Здесь вновь возникает тема Обмана (Betrug, из главмУ). [83]
Реакция «честного» Человека и ответ Интеллектуала:
«Честный» Человек говорит «нет» и не приводит никаких доводов. Либо он пробует рассуждать и тогда говорит то же, что и Интеллектуал. Он говорит: «Нет худа без добра». Банальность вполне в духе диалектики Интеллектуала, банальность «горьких истин».
Если «честный» Человек хочет отгородиться от извращенного мира, Интеллектуал объясняет ему, что тем самым он показывает свою зависимость от мира, от которого хочет отгородиться.
83
Раздел С, а. Духовное животное царство и обман или сама суть дела (с. 210) {прим. перев.).
Если «честный» Человек ратует за «возвращение к природе», ему говорят, что это утопия.
В своих Речах и посредством своих Речей /dans et par/ Интеллектуал уже превзошел буржуазный Мир, но он этого не знает. Он не пытается сокрушить Мир, расшатанный его словесной критикой, он — всего лишь «разговаривающее Сознание», и Мир ему внимает, как и «честный» Человек, без особых эмоций. А результат — Eitelkeit, суетность, тщета любого начинания. Поговорят и забудут. Итак, Племянник Рамо — это чистое соглашательство, несмотря на весь его скепсис.
Или же ищут выход, но не в творческом (т. е. отрицающем, революционном) действии, а в бегстве в потустороннее, то ли христианское, то ли светское. Впрочем, оба «по ту сторону» — христианские (= буржуазные), только первое — религиозное, второе — атеистическое.
О последнем не говорится ничего. Как некое общее отношение /attitude/, которое может сложиться в любом обществе, оно было описано в главе V.
Описание первого аспекта (религиозного) начинается со слов: «In jener Seite der Ruckkehr…» (p. 375) /«Co стороны возвращения в самость…» (с. 282)/. [84]
84
«Со стороны возвращения в самость суетность всех вещей есть собственная суетность этой самости, т. е. она суетна» (с. 282) (прим. перев.).
Вос-произведение реального (общественного) Мира в Абстракции (запредельность Бога), Вера в Царствие Небесное, где Индивидуальность осуществилась и Человек в своей Единичности получил признание со стороны Всеобщего (Бога). Христианину следовало бы отнести к себе самому и Миру все то, что он говорит об Иисусе Христе и о Царствии Небесном, потому что фактически — это перенос в область Абстракции самого Христианина и его буржуазного Мира. Но он не может этого сделать, потому что Христианин в своих собственных глазах не есть Христос, а реальный Мир — не Царствие Небесное. Чтобы смочь это сделать, он должен сначала преобразовать реальный Мир и преобразовать себя самого (с помощью отрицающего, стало быть творческого, действия, Борьбой и Трудом).
Стоик полагал, что может отвернуться от Мира (он мог бы сказать: от всякого мира, если бы ему был известен какой-нибудь другой мир, кроме его собственного). Но существует Мир, от которого Христианину никак не отвернуться, — это потусторонний мир, который есть для него его осуществленный (вне Мира природы) Идеал.
Для светского христианина (автора Утопий и псевдо- Философа из главы V) этот Идеал еще ждет своего осуществления (в лоне Природы). Но он не говорит и не знает, как это сделать.