Введение в философию; Новые паралипомены; Об интересном
Шрифт:
376
658
Когда у меня нет ничего такого, что меня бы страшило, то меня страшит именно это; ибо у меня тогда появляется такое чувство, будто все-таки есть что-то такое, что от меня остается лишь сокрытым. Misera conditio nostra.
См. Бэкон. De Deo Pan, in sapientia veterum.
659
Люди чувствуют себя часто настолько оскорбленными одним-единственным словом, одним выражением лица, одним противоречием, что никогда не прощают этого и из дружбы делают вражду; мне это совершенно непонятно. И оттого мне непрерывно приходится прощать такие выражения лица, такие слова, мнения,
660
Я иногда говорю с людьми так, как ребенок со своей куклой: дитя, правда, знает, что кукла не поймет его речей, но все-таки создает себе путем приятного сознательного самообмана радость общения.
661
Пренебрежение, которое я встретил в обществе, и предпочтение, которое там отдавали предо мной заурядным, плоским, убогим людям, сбивало меня в юности с толку, и я не знал, как думать о себе, пока наконец в возрасте 26 лет, я не прочел Гельвеция и не понял тогда, что их
377
соединяла однородность, а меня от них отделяла разнородность, что плоский и низменный человек подходит к плоскому и низменному, а всякое превосходство встречает к себе ненависть. То же самое мне встретилось и в философской литературе, где по существу это явление объясняется точно таким же образом, как это я с каждым годом вижу все яснее и яснее. Здесь, как и там, нелепое, дурное, плоское, абсурдное подходит к обыденным головам и им сродни; а настоящее, выдающееся, необыкновенное, именно потому, что оно таково, не может встретить у них одобрения: оно совершенно разнородно с ними; к тому же превосходство вызывает к себе ненависть и страх. Гельвеций: il n'y a que l'esprit qui sente l'esprit; mais les gens ordinaires ont un instinct prompt et sur, pour connaitre et pour fuir les gens d'esprit; Шанфор: la sottise ne serait pas tout-a-fait la sottise, si elle ne craignait pas l'esprit (t. IV, p. 58); и Лихтенберг: существуют люди, для которых человек с головой более ненавистен, чем самый отъявленный негодяй (sic fere); отсюда: "избегать, бояться и ненавидеть".
– Таковы те ощущения, которые вызывает в них всякий талант.
Причина того, что я в обоих случаях на некоторое время усомнился в самом себе, лежала в том, что у меня не было понятия о всем страшном убожестве людей; да я и не мог еще иметь его, так как a priori оно не было мне дано, a posteroiri же оно могло прийти только путем опыта - а он именно таков, каким я его здесь излагаю.
В обоих случаях я от времени до времени получал утешение в высокой похвале, более того, - в обожании со стороны отдельных лиц, и оно тем резче оттенялось общим пренебрежением. Это помогало мне ориентироваться.
662
Пошлость - это клей, который цементирует людей. У кого его мало, тот отпадает. Когда в молодые годы мне пришлось испытать это впервые на себе, я не знал еще, чего же мне, собственно, недостает.
376
663
Главным образом то заперло двери перед моей философией, что я пренебрег воспользоваться тем лозунгом, который давно потерял свое значение, но, в качестве дани государствующей религии, должен быть провозглашен всякой философией, притязающей на кафедру.
664
Всякое сочувствие публики легко действует
Меня оберегло от обеих опасностей полное невнимание со стороны моих современников. Я мог без всякой помехи любить свое дело только ради него самого, бескорыстно продолжать и совершенствовать его, держась в стороне от всяких внешних влияний, и мои современники оставались мне чужды, как я им.
665
Вмешиваться в философские споры моего времени мне так же не приходит в голову, как не приходит в голову спуститься на улицу к дерущейся черни и принять участие в общей свалке.
666
Познавательная форма причинности весьма пригодна для того, чтобы понять все вещи в мире, но не самое существование мира.
Выражаясь объективно: у всякой вещи в мире есть причина (потому что она в силу известной перемены есть то, что она есть); но у самого мира ее нет, ибо закон причинности существует и погибает вместе с ним.
379
Это - главный результат хорошо понятой философии Канта - но он еще не пробил себе пути: они все еще говорят о каком-то основании мира, чтобы не сказать о причине; мой трактат они оставили без внимания, более того - даже все мое творение они оставили втуне, между тем как ничтожное и дурное пользовалось у них успехом. И все потому, что им хочется теизма, теизма [1]. Они хотят, чтобы им рассказывали о Господе Боге. А так как мне нечего было сообщить о нем, то мне надо ждать потомства: это одно составляет причину невнимания, honc illae lacrimae! Я держался истины, а не Господа Бога. Он же помогает своим.
– При этом еще у них все дело только в слове; ибо они мирятся и с пантеизмом.
1 Но здесь истина не может вам служить; теизма должны вы искать у лжи.
667
Они кричат о меланхолическом и безотрадном характере моей философии; но это объясняется исключительно тем, что я вместо того, чтобы выдумывать в качестве эквивалента их грехов некий будущий ад, показал, что там, где есть грехи, в мире, есть уже и нечто похожее на ад.
668
Полное невнимание, которое встретило себе мое творение, доказывает, что либо я не достоин был своего века, либо наоборот. В обоих случаях это значит теперь: the rest is silence.
669
Даже простой теизм заключает уже от существования мира к его прежнему небытию, т.е. понимает мир как нечто случайное, т.е. как нечто такое, что одинаково могло бы и не быть, как нечто такое, что представляется или даже может быть понято как нечто, что, собственно, не должно было бы быть.
380
Согласно моей философии, великое преимущество которой составляет полная имманентность (в противоположность трансцендентности) и полное отсутствие всего мистического, всяких ипостасей и всякого исторического понимания мира, - согласно моей философии, этот мир представляет собою явление утверждения воли к жизни - явление, которое имеет свою противоположность в отрицании ее - и наступление этого отрицания положит миру конец.