Введение в философию
Шрифт:
21. ИСТОРИЯ ИСТОРИЗМА И ИСТОРИЯ АКТУАЛИЗМА
Таким образом, историзм, не видящий ничего иного, кроме фактов, в правовой области противостоит естественному праву, сводя всякое право к историческому образованию, которое не соотносится с целями - и, в силу этого, не реализует ценности, но следует за обстоятельствами и условиями, определяющими его развитие; этот историзм, который оправдывает все потому, что все, хорошее оно или плохое, имеет свою историческую причину, и если оно произошло, то не могло не произойти; этот историзм - прямая антитеза актуализму, который в понятии акта указывает на решительную критику самого понятия факта, основы исторической интуиции. Безусловно, история, рассматриваемая извне, в своих деталях и в целом, вся одноцветная - ни хорошая, потому что она ни хорошая, ни плохая, а такая, как есть. По отношению к ней - так же, как и по отношению к природе, - правила мудреца всегда будут спинозовскими: поп ridere, поп lugere, neque detestari sed intelligere*. Но история для того, кто в ней хочет понять хоть малость, безусловно, не та, которую можно понять извне. И поэтому сегодня мы убеждены, что история, невещественная история,
1 См. выше гл. VI. С. 274-276.
2 См. работу "Историзм и историзм", перепечатанную здесь в Приложении.
22. ОБВИНЕНИЕ В МИСТИЦИЗМЕ
Вместе с обвинением в натурализме нога в ногу идет другое обвинение, на первый взгляд противоположное, - обвинение в мистицизме. Они имеют один и тот же исток - подозрение в не-различенной и неразличимой непосредственности акта. Подозрение, на которое достаточно указать, чтобы ответить также и на это обвинение, на то, что это обвинение содержит в себе негативного. Ибо я не борюсь с мистицизмом из-за его требования единства; и если кто-то, по причине моего поиска и непрерывного утверждения единства, захочет определить меня мистиком, я приму это определение и буду дорожить им - напоминая, какую великую силу человеческий дух имел во все времена и под любым небом, будучи извлечен из мистицизма как абсолютная достоверность, влитая в человеческую душу, чтобы обладать в себе самой силой сил, жизнью всякой жизни, началом всех чудес, благодаря которым обогащается и возвышается постепенно жизнь. Но если под мистицизмом хотят понимать чистый мистицизм, который в единстве топит всякое различие, то понятие акта находится в явном противоречии с этим характером всякой простой и наивной мистической интуиции; и не существует возможности смешения двух позиций - разве что захотят как раз осуществить это смешение. Если в пику мистицизму (строгого и недифференцированного единства) то, что хотят спасти, - пестрое и неистощимое богатство исторических детерминаций, - да увидит тот, кто следовал за мной до сих пор, можно ли для такой цели сделать больше, чем актуальный идеализм, который единство актуалистически понимаемого реального осуществляет в истории.
Дело в том, что критики хотят уже не множественности, но хаотичного и смутного множества при отсутствии рефлексии - множества, освобожденного от единства, разнузданного и отданного в руки произвольного и случайного понимания фрагментарного познания; тогда как актуалист пусть и хочет единства - но, в отличие от мистика, он хочет его как единства множественности и поэтому хочет множественности с большей серьезностью, чем те, кто обвиняют его в замыкании в скорлупе единства. Такова истина, как может видеть каждый, кто в состоянии непредвзято и внимательно исследовать основные моменты этого спора.
23. ОБВИНЕНИЕ В АТЕИЗМЕ
Обвинение, которое кажется находящимся в противоречии с обвинением в мнимом актуалис-тическом мистицизме, - это сегодня, быть может, самое настойчивое и порождающее наиболее неистовое возмущение против нашего идеализма обвинение в атеизме (открытое или скрытое). Скрытые обвинения философ мог бы и не учитывать, если бы они не сходились с открытыми, поскольку они указывают на меньшую ясность идей или на меньшую искренность характера.
Сегодня есть многие, кто, если присмотреться, будто бы пытается сблизиться с актуализ-мом как с единственной верой, действительно способной освободить ум от аргументов и обольщений расхожего материализма, столь благоприятствующего духу научного исследования и той природной лености, которая лежит в основе всех умов, направленных на особенное и на злободневное практической жизни. И, уже готовые отдаться в руки этому искушению, которое отвечает глубоким моральным потребностям нашего времени (полностью ориентированного на реальность, сообразную с устремлениями духа), они пугаются, останавливаются и идут на попятную, убежденные, что этот идеализм - со своей теорией абсолютной имманентности, со своим совершенным отождествлением истины с фактом, с растворением всякой субстанциональности в становлении акта и с отрицанием всякой формы бытия, которая не является результатом всегда in fieri* этого акта - оказывается подлинным атеизмом и безжалостной войной против всякой религиозной концепции жизни. Какой-то остряк повторял у меня за спиной по поводу религиозного образования, требуемого мною в школах, что я очень почитаю религию, но... верю ли я в нее? Этот остряк по-своему выразил на языке, свойственном рационализму XVIII века, достаточно распространенное мнение, которое я должен признать пагубным не для меня (и еще меньше - для идеализма), но для того, кто нуждается в идеализме, чтобы открыть себе глаза, однако упорствует, держа их плотно закрытыми.
24. ТРАНСЦЕНДЕНТНОСТЬ И ДУАЛИЗМ
Кто говорит "религия", говорит "трансцендентность и дуализм". А кто говорит "актуальный идеализм", напротив, говорит "имманентность и единство". Это совершенно ясно и точно. По крайней мере, так кажется; и этой видимостью довольствуются те, кто не идет дальше, чтобы искать, существуют ли между этой трансцендентностью и этим единством отношения, которые могли бы сделать вопрос гораздо менее ясным, чем это однажды показалось.
25. ДУАЛИЗМ И ЕДИНСТВО
Начнем с единства или с дуализма. Взаимоисключают ли друг друга эти термины, как это утверждают? Между тем христианство, со своей догмой о Человеко-Боге, говорит, что не исключено и что вполне можно мыслить, чтобы человек и Бог были парой - и одновременно чем-то единым. Тайна? Ничуть! Тайна должна была существовать до тех пор, пока все то, что мыслят, было подведено под категорию бытия или субстанции - и
26. ТРАНСЦЕНДЕНТНОСТЬ И ИММАНЕНТНОСТЬ
Трансцендентность! Здесь также надо быть осторожнее. Есть трансцендентность - и трансцендентность. Есть трансцендентность, которая уничтожает или отрицает всякое отношение между опытом и трансцендентным и включает в себя тот дуализм, который христианство, религия духа, преодолело окончательно. Абсурдный дуализм, потому что две вещи, лишенные между собой отношения, суть вещь и вещь, и не мыслимы вместе ни на каком основании и ни при каких условиях (т.е. они - всегда одна-единственная вещь, а не две). И существует трансцендентность, которая требует отношения, но хочет, чтобы эти два элемента были реально двумя, т.е. чтобы они не были один продуктом другого.
Критики актуализма пинают его на этой почве с торжествующим видом и с громкими криками веры в непременную победу. Они говорят: "То, что мыслит тот житель Калифорнии, которого вы никогда не знали и о котором вы не имели никакой информации, помыслено независимо от вашей воли? Или вы хотите включить его в вашу мысль и сделать продуктом последней, потому что он также со всей своей Калифорнией помещен в пространство, которое является формой, в которую вы облекаете любой объект вашей мысли?" А еще они говорят: "Вы допускаете Бога, но ваш Бог - не человеческий ли, идеальный Бог, произведенный игрой вашего интеллекта, который, мысля, делает себя объектом для самого себя и в этой своей диалектической субъективности в конечном счете оказывается перед лицом абсолютной противоположности, не сводимой, как таковая, к самой себе и, стало быть, наделенной теми чертами трансцендентного абсолюта, который является Богом для природы, а также для человека?"
Вопросы, которые должны быть весьма затруднительны; но которые я слышу g давних пор и которые, скажу чистосердечно, никогда меня не беспокоили. Мое легкомыслие? Признаюсь, мне не удается убедить себя в том, что критики считали меня все настолько легкомысленным, чтобы не побеспокоить столь радикальными критическими замечаниями, дабы я не имел возможности уклониться от них. И что тогда?
Пожалуй, здесь также могут быть уместными некоторые замечания. Прежде всего: должен ли я приняться за то, чтобы узнать секреты этого славного человека из Калифорнии? Или, напротив, устранить из лона своей мысли всю его Калифорнию? Я никогда не имел этих намерений, никогда не подписывал не глядя векселя - даже в моменты рассеянности (которых, я хорошо знаю, у меня не было). Как? Но не я ли всегда говорил, что акт как таковой (и, стало быть, мою мысль как мыслящую) не следует смешивать с моей конкретной эмпирической личностью, элементом той множественности, в которой существуют различные регионы Земли (а значит, и Калифорния, которая находится не в Европе, и еще меньше в Италии, и еще меньше в Риме, и еще меньше в определенном квартале Рима - или, лучше, в доме, в котором я живу и который мною достаточно познан)? Не я ли всегда говорил, что не в том месте, в котором находятся познания и которым они должны быть ограничены в следовании друг за другом, и определены во времени, и доступны приращению: сначала менее, а затем более пространные; не в том месте следует искать мысль, которую нельзя представить во временной истории, потому что она вечна? Не я ли всегда говорил, что, когда говорят об ограниченной мысли (подобной той, которую имею я, поскольку не знаю секреты жителей Калифорнии и, более того, людей всего мира), следует отметить, что не она мысль для актуализма, а как раз другая, посредством которой первая определяется как ограниченная и которая сама абсолютно никогда не сможет быть названа ограниченной?
Поговорим лучше о Боге. Тот, кто говорит, что мой Бог - это фантом диалектики противоположностей моей мысли, совершает две ошибки, одну грубее другой. Первая - та же, что и друзей из Калифорнии! Ибо моя мысль, являющаяся диалектической, - не особенная мысль: она не только не является мыслью актуалиста NN, но также и мыслью человека как человека природы, как он предстает перед нами в природе (вид среди других видов животных, хотя и превосходящий все другие, обусловленный, стиснутый в определенных границах пространства и времени, смертный, - одним словом, в любом аспекте конечный и несовершенный). Каждый добрый христианин, которого с первых лет жизни побуждают искать Бога в своей груди, т.е. именно в своей мысли, как вдохновителя и управителя всякой его проворной мыслью и всяким его благородным волением, не станет удивляться такому различию между заблудшим и смертным человеком (который таков, как его видят) и божественным и вечным человеком (которого не видят, но который внутри поддерживает его и все существа). Вторая: сказать, что субъективная и поэтому ирреальная реальность, которую доказывает идеалист, произведена деятельностью субъекта, - значит предположить, что эта реальность является внесубъектной, и поэтому совершить предвосхищение основания. Потому что тот критерий реальности, который принимается, дабы спасти субъективную реальность, может иметь силу, лишь если не прав идеалист, доказывающий тщетность всякого усилия допустить вместе с мыслью (и, стало быть, приписывая мысли ценность) реальность, существующую до мысли (которая, будучи ограниченной ею, была бы поэтому лишена всякой ценности).