Введение в литературоведение
Шрифт:
Психологический анализ, предпринятый Толстым в его произведениях, Н.Г. Чернышевский очень точно определил как «диалектику души».
А.П. Скафтымов объясняет толстовскую диалектику души так: «Диалектика души» состоит в том, что душа, по показу Толстого, как бы сама в конце концов выбрасывает ложное, прежде казавшееся столь значительным, и в свете открывшихся последних, коренных инстанций самоощущения, обнаружившее свою фальшивую иллюзорность» [49] . То есть на протяжении жизни, запечатленной в произведении, душа выбрасывает из себя все лишнее, ложное, наносное, и человек приходит к естественному и гармоничному состоянию.
49
Скафтымов
Толстой умеет показать внутренний мир человека независимо от его возраста и пола. При этом он углубляется в психику своего героя только в том случае, если это его «любимый герой». Так Толстым пишется «история души».
Достоевский применяет иные формы психологического анализа. Врачи-психиатры утверждали, что для Достоевского характерно абсолютно точное изображение душевной болезни. Писателю удавалось показать и пограничное состояние героев, и их перемещение из мира реального в мир болезней, галлюцинаций, снов.
По наблюдению М.М. Бахтина, основным приемом психологического анализа у Достоевского является полифонизм повествования, стремление услышать и показать читателю одновременно голоса нескольких героев. Важными компонентами изображения внутреннего мира человека у Достоевского становится внимание к деталям, вещному предметному миру, интерьеру. Новаторство психологического анализа Достоевского связано и с психологическим анализом городского пейзажа и Петербурга в целом.
Чеховский психологический анализ погружает читателя в мир подтекста его произведений. «Подводные течения» в прозе и драматургии Чехова составляют особую эстетическую систему, в которой события уходят на второй план, а внутреннее состояние героев становится главным. В действительности может не происходить ничего особенно трагичного, но чеховские герои ощущают трагизм бытовой повседневной жизни – «длительного, обычного, серого, одноцветного, ежедневно-будничного состояния» (А.П. Скафтымов). Почувствовать этот трагизм дано читателю, стремящемуся постичь смыслы чеховских подтекстов.
Портрет и психологический портрет персонажа могут быть даны глазами других персонажей или глазами автора. Известный российский литературовед А.Б. Есин (1954–2000) обращает внимание на то, что из всех видов искусства только литература в состоянии представить глубокий психологический анализ [50] .
К важнейшим способам раскрытия характера в литературе относится и речь персонажа. В произведении драматического рода речь является едва ли не единственным таким способом. Изображение литературного персонажа в эпическом произведении дополняется авторскими оценками и характеристиками. Иногда авторская оценка персонажу дается с первых строк произведения, иногда она рассредоточена по всему тексту. Кроме прямых авторских оценок и характеристик существуют еще и косвенные – такие как параллели между героями, ассоциативные или прямые связи между героем и интерьером или пейзажем. Косвенная характеристика персонажа может быть построена на контрасте между тем, что он говорит, и тем, что он думает.
50
Есин А.Б. Психологизм русской классической литературы. М., 1988.
Характер человека в литературном произведении может меняться на протяжении текста, а может оставаться статичным, герой может быть главным и второстепенным, на протяжении произведения авторское внимание может перемещаться от одного персонажа к другому.
Вот как раскрывается характер главного героя в замечательном рассказе В.М. Шукшина «Чудик». Уже само название рассказа дает первое представление об особенностях главного героя – его чудаковатости, странности в глазах окружающих, нетипичности поведения в типичной ситуации. Словарям русского языка хорошо известно слово «чудак» – человек, который чудит, чудесит. Шукшин определяет своего героя словом, которого в словарях нет: «чудик». Почувствовав разницу в значении этих двух близких слов, мы почувствуем и природу шукшинского героя. «Чудик» – это не приговор, не констатация, не подтверждение объективных
В первых строчках рассказа задается его тональность, которая определит всю повествовательную текстуру, все мотивы и фабульные повороты: «Жена называла его – чудик. Иногда ласково. Чудик обладал одной особенностью: с ним постоянно что-нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие-нибудь истории – мелкие, впрочем, но досадные». Если мы и ощущаем авторскую иронию по отношению к герою, то самый легкий и необидный ее оттенок.
Весь рассказ представляет собой повествование – историю поездки чудика в большой уральский город, к брату и снохе. Рассказ членится на эпизоды, и эта эпизодичность подчеркивается автором: «Вот эпизоды одной его поездки». В рассказе нет ни авантюрной интриги, ни детективной струи, ни внезапных событийных поворотов. Все очень спокойно, просто, обыденно. Однако именно в этих абсолютно бытовых анекдотичных историях очень выразительно проявляется характер главного героя. Его речевая манера, его поступки, удивляющие всех своей бесхитростностью и простодушием, его искренний интерес к любым проявлениям жизни, его желание сделать приятное близким людям – все это выдает в Чудике человека наивного, но умеющего любить, глубоко чувствовать полноту жизни.
«Времени оставалось много. Чудик решил пока накупить подарков племяшам – конфет, пряников… Зашел в продовольственный магазин, пристроился в очередь. Впереди него стоял мужчина в шляпе, а впереди шляпы – полная женщина с крашеными губами… Чудик уважал городских людей. Не всех, правда: хулиганов и продавцов не уважал. Побаивался.
Подошла его очередь. Он купил конфет, пряников, три плитки шоколада. И отошел в сторонку, чтобы уложить все в чемодан. Раскрыл чемодан на полу, стал укладывать… Что-то глянул на полу-то, а у прилавка, где очередь, лежит в ногах у людей пятидесятирублевая бумажка. Этакая зеленая дурочка, лежит себе, никто ее не видит. Чудик даже задрожал от радости, глаза загорелись. Второпях, чтоб его не опередил кто-нибудь, стал быстро соображать, как бы повеселее, поостроумнее сказать этим, в очереди, про бумажку.
– Хорошо живете, граждане! – сказал он громко и весело.
На него оглянулись.
– У нас, например, такими бумажками не швыряются.
Тут все немного поволновались. Это ведь не тройка, не пятерка – пятьдесят рублей, полмесяца работать надо. А хозяина бумажки – нет.
“Наверно, тот, в шляпе”, – догадался Чудик.
Решили положить бумажку на видное место на прилавке.
– Сейчас прибежит кто-нибудь, – сказала продавщица.
Чудик вышел из магазина в приятнейшем расположении духа. Все думал, как это у него легко, весело получилось: “У нас, например, такими бумажками, не швыряются!” Вдруг его точно жаром всего обдало: он вспомнил, что точно такую бумажку и еще двадцатипятирублевую ему дали в сберкассе дома. Двадцатипятирублевую он сейчас разменял, пятидесятирублевая должна быть в кармане… сунулся в карман – нету. Туда-сюда – нету.
– Моя была бумажка-то! – громко сказал Чудик. – Мать твою так-то!.. Моя бумажка-то.
Под сердцем даже как-то зазвенело от горя. Первый порыв был пойти и сказать: “Граждане, моя бумажка-то. Я их две получил в сберкассе – одну двадцатипятирублевую, другую полусотельную. Одну, двадцатипятирублевую, сейчас разменял, а другой – нету”. Но только он представил, как он огорошит всех этим своим заявлением, как подумают многие “Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить”. Нет, не пересилить себя – не протянуть руку за проклятой бумажкой. Могут еще и не отдать.
– Да почему же я такой есть-то? – вслух горько рассуждал Чудик. – Что теперь делать?»
Этот и другие эпизоды построены Шукшиным по принципу контраста: Чудик и другие. Они «другие» прежде всего потому, что Чудик обладает иным, чем все остальные, душевным устройством. Жизненный опыт (а Чудику 39 лет!) не сместил представления шукшинского героя в сторону рациональной приспосабливаемости к внешнему миру, к жестким законам общественной жизни, к умению легко выкручиваться. Одна только мысль, что его примут за обманщика, за ловкача, за мелкого жулика, заставляет его отказаться от претензии на собственные деньги.